Читать книгу - "Проклятая усадьба - Алексей Макеев"

Кошкин остановил запись и внимательно посмотрел на экран, чтобы понять, что так взволновало Гурова. Он увидел грузную фигуру, застывшую посреди холла.

– Ну, и что особенного? – спросил он. – Это Петр Леонидович. Зашел в дом зачем-то… Скорее всего, к себе в комнату. Может, переодеться.

– Вот именно – зачем? Это ведь он в последний раз в дом заходил! – воскликнул Гуров. – Ладно, включай, посмотрим, куда он пойдет.

Изображение снова ожило. Садовник задвигался и пошел – и на самом деле в сторону коридора, где находилась его комната. Пробыл там несколько минут, вышел, постоял в растерянности, а потом направился в сторону кухни. Через десять минут он вышел оттуда, снова постоял в нерешительности, а потом вышел из дома. Гуров продолжал смотреть запись дальше, надеясь увидеть еще что-то интересное. Однако в следующие тринадцать минут через холл проходили только горничные, а затем сыщик увидел Наташу Глебову, шедшую гулять в парк, – он ее сегодня уже видел.

– Все, выключай! – сказал он Кошкину. – Дежурь дальше, а я пойду…

Выйдя из дежурки, он минуту помедлил, а затем направился в кухню. Повар Никита занимался тем, что отбивал мясо – как видно, готовил обед.

– Слушай, Никита, скажи мне одну вещь, – без предисловий обратился к нему Гуров. – Я тут выяснил, что вчера вечером, без десяти восемь, к тебе заходил Петр Леонидович. Он что, поесть зашел так рано?

– Петр Леонидович? – задумался повар. – Что-то не припомню… Нет, постойте – верно, заходил! И знаете, зачем? Ни за что не догадаетесь! Он у меня ручку попросил.

– Какую ручку?

– Обычную, шариковую. Наверно, он как-то видел, как я вот тут записи делаю.

Повар показал листок, лежавший у него на столе.

– Я, понимаете, каждый раз блюда по-разному готовлю, – объяснил он. – Немного меняю температурный режим, состав, приправы немного другие кладу. И все это записываю. Меня ведь недаром ценят как хорошего повара. У меня ни одно блюдо не повторяется, всегда все немного иначе. И Петр Леонидович видел, что я пишу, что у меня под рукой всегда ручка есть. Вот он и попросил ее у меня на минутку. Ручку и заодно листок из блокнота. Сказал, что ему тоже какой-то свой «рецепт» садовый надо записать, а у него в комнате ничего такого нет. Ну, я дал.

– И что он писал?

– Откуда я знаю? Я вырвал листок, дал ему ручку. Он отошел в сторону – вон туда, к окошку выдачи, через которое блюда из кухни в столовую подают – и там что-то записал. Потом вернул мне ручку, десять раз сказал «спасибо» и ушел.

– Значит, он говорил, что ему какие-то сведения по садоводству надо записать?

– Ну да.

– Ну да, конечно, что может быть естественней! – сказал Гуров, покачав головой. – Вечером садовник бегает по всему дому, ищет ручку и бумагу, чтобы записать внезапно пришедший ему в голову способ прополки. Или окучивания? Ладно, спасибо, что рассказал. Значит, он ушел вместе со своей бумажкой?

– Да, засунул ее в карман и вышел.

– И вышел… – повторил вслед за ним Гуров и также вышел из кухни.

Ему было совершенно ясно, что садовник вчера не просто так искал ручку и что-то хотел записать. Он делал это сразу после того, как Ирина Васильевна своим появлением прервала его разговор с Гуровым. Разговор, во время которого Петр Леонидович хотел рассказать что-то чрезвычайно важное. Не будет ли логичным предположить, что садовник искал ручку и бумагу, чтобы записать краткое содержание того, что хотел рассказать? Зачем? Во-первых, чтобы не забыть. Ведь он уже сутки думал об услышанном им разговоре и всякий раз забывал рассказать о нем Гурову. А во-вторых… Во-вторых, он мог опасаться, что ему помешают рассказать. Знал ли он, что его убьют? Ну, это вряд ли. Но какие-то опасения у него были. Поэтому он решил написать записку и положить ее… В карман?

Гуров вспомнил, как криминалисты накануне осматривали тело убитого садовника. Ни о какой записке в кармане речи не было. Значит, Петр Леонидович переложил ее в другое место. Где ее теперь искать? Скорее всего, у него в комнате.

Придя к такому выводу, Гуров поспешил в комнату садовника. Он внимательно осмотрел шкаф, тумбочку, кровать, заглянул в душевую, даже под ковром посмотрел. Нигде не было никаких признаков записки.

«Значит, он спрятал ее вне дома, – заключил Гуров. – Что тоже логично. Запись он сделал. А ведь у него оставалась работа. Он был человек очень ответственный, исполнительный. Ему нужно было косить газон, и отложить эту работу на завтра он не мог. Поэтому он, не заходя к себе, отправился в сарай, где хранится газонокосилка. И там спрятал записку! Точно!»

Гуров выбежал из дома и в нерешительности остановился. Он никогда не видел сарай, где хранились садовые инструменты, и не знал, где он находится.

– Вы что-то ищете? – услышал он голос Ирины Васильевны.

Хозяйка усадьбы, видимо, возвращалась с прогулки и заметила сыщика, стоявшего в нерешительности на лужайке.

– Где у вас сарай, где Петр Леонидович хранил свой инструмент? – спросил Гуров.

– Сарай? Вон там, за аллеей лиственниц. А что случилось? Вы что-то ищете?

– Нет, ничего, – солгал сыщик. – Так, просто захотелось проверить одно предположение. А ключ от этого сарая где хранится?

– Ключ? Но мне кажется, что Петр Леонидович его никогда не запирал. Ведь там нет ничего особо ценного.

Гуров не стал больше ничего спрашивать; он повернулся и поспешно пошел, почти побежал в указанном направлении. Обогнув пруд, он углубился в аллею старых лиственниц. В конце ее виднелось сооружение из красного кирпича. Это и был сарай, который он искал. Действительно, дверь не была закрыта. Гуров открыл ее и вошел.

Он увидел небольшое помещение, тесно уставленное и завешанное различными инструментами. Здесь стояли и висели по стенам лопаты, мотыги, садовые ножницы, секаторы, стояли разного рода мотоблоки, культиваторы, газонокосилка. «Где же здесь может быть записка? – раздумывал Гуров. – Внутри газонокосилки? Вряд ли. Среди рукавиц и перчаток? Посмотрим…» Он порылся в перчатках, посмотрел и под мотоблоком, и под культиватором. Нигде не было не только записки – не было и места, куда ее было бы удобно положить.

«Что же это значит? – думал сыщик. – Выходит, я ошибся и записка где-то в другом месте. Но где?»

Он еще раз внимательно обвел взглядом помещение сарая. И вдруг ему пришла в голову одна мысль.

– А где же здесь химикаты? Подкормка? – громко спросил он, будто был кто-то, кто захотел бы его услышать. – Здесь нет ни одной банки, коробки, ящика. Поэтому здесь негде класть записку. Должно быть еще одно помещение, еще один сарай.

С этой мыслью он вышел из владения покойного садовника и отправился – но не на прогулку по парку, а в гараж. На площадке перед гаражом водитель Семен Вихляев мыл машину. Издалека было слышно гудение струи, под давлением вырывавшейся из поливочного шланга.