Читать книгу - "Сердце знает - Кэтлин Игл"

Расскажи ему! Если бы она была честным человеком, она бы рассказала, потому что он явно честный человек и заслуживает того, чтобы ему говорили правду. Если бы она была ангелом, она бы рассказала ему давным-давно. Не — совсем — честная — и - далеко — не — ангел — хотела рассказать ему правду, но не могла. Потому что это касалось не только ее одной.

Я хочу тебе рассказать! Но с какой стати?

Он был то ли по уши влюблен, то ли увлечен — но это касалось его самого. Его самого, а не его ребенка.

Его ребенка. Ребенка Риза. Хелен ни на минуту не оставляла мысль о том, что ждет Сиднея впереди, его судьба, счастье, безопасность. Но никогда раньше она не позволяла себе думать о нем, как о ребенке Риза. Риз был так велик, он был так далеко. Большой Человек, Тот Кто Касается Неба, эпический герой. Человек, который…

— …я рад, что ты была со мной у Картера, — он взял ее руку в свою, переплел свои пальцы с ее, — понимаешь, как это трудно. Мы ведь братья, должны понимать друг друга. Но как этого добиться, с чего начать — понятия не имею… К примеру, я хочу ему сказать, чтобы он уделял больше внимания семье. Ну как я могу это сделать? Он скажет, что это не мое дело. По крайней мере, сейчас.

— Может быть, можно как-нибудь осторожно спросить у него про долги, о которых упомянула Сара?

— Пожалуй, думаю это его не обидит, — вздохнул он. — Потому что речь идет о детях. У них такие хорошие дети. А дети не обязаны расхлебывать проблемы, созданные родителями. Дети не должны страдать. Они имеют право на детство… Как говорится, легко сказать, если у самого нет детей.

— Ты так хорошо с ними общался, — вставила она, понимая что это слабое утешение. Рано или поздно ей придется сказать ему, что у него есть сын. Она собиралась сделать это позже, но она не думала, что будет такая ночь, что они так откроются друг другу.

— Когда я увидела тебя первый раз — ты был среди детей, — вспомнила она.

— И ты решила, что я один из них. Переросток.

Она хотела было возразить, но он ей не дал. — Но ребенком я был тогда, когда играл в мячик.

— Ты и сейчас такой. Сегодня ты был ребенком. Сегодня, у Картера.

— Это всего лишь игра. Наш Старик любил говорить «всего лишь игра». Но это была моя игра. Он говорил, спортивные боссы меня используют, но никто не использовал меня так, как он. Я был его служанкой. Он, бывало, уйдет в запой, и все остается на мне. За ним смотреть, за домом… детства у меня не было. А когда он бросил пить, он утратил ко мне всякий интерес. Потому что получил назад Картера. Он заполучил назад на блюдечке с голубой каемочкой свежеиспеченного сына, которого вырастил кто-то другой. Сын был — просто загляденье. Отец так гордился — как он много знает, как он красиво говорит, какие у него манеры.

— Тобой он тоже гордился, — перебила Хелен.

— Он мне этого не говорил. Он только поучал.

— И ты уехал и порвал с ним?

— Не совсем. Приезжал иногда в гости. Оплачивать телефонные счета. — Он грустно покачал головой. — А потом меня позвали в Совет. Но я-то понимаю, что это не я им нужен. Они твердят про традиции, но я понял, им нужен Рой Блу Скай, вот что им нужно.

— А что ты сам думаешь об этом?

— Может потому я и согласился, — он грустно усмехнулся, — пусть Старик использует меня еще разок.

— Ради чего?

— А этого я пока не понял. Знаю только одно, если «Тэн Старз» представляют люди, вроде Дарнелла, то — он щелкнул пальцами, — то я должен быть в этом Совете. Он так напоминает мне моего первого агента. Источает улыбки и рассказывает тебе, какой ты идиот. «Я буду думать за тебя, сынок», говорит. Я его потом уволил.

— Дарнелл просто работает на «Тэн Старз», он не один из них.

— Он и глаза, и уши, судя по отцовским бумагам. Но если это так, то хотелось бы знать, какой частью тела является мой брат. Кто ему платит? И тебе тоже? — Она остановила его взглядом, и он вскинул руки. — Я же не спрашиваю, сколько.

— Мне платит казино.

— Из денег племени?

— Осторожно, Риз. Ты слишком широко шагаешь.

— Да, верно. — Он приподнял свою гигантскую ногу. — Ты видала, какого размера у меня ботинки?

— Надо быть поосторожней. Не разрывай контракт, пока не узнаешь игроков поближе.

— Думаешь, это не мое дело, кто сколько получает? — Он откинулся на скамейке, положил ее руку себе на колено.

Я здесь вырос и знаю индейцев. Может волосатых ковбоев я не всегда понимаю, а индейцев я знаю. И еще, я умею держать свои мысли при себе.

— Раньше умел, — возразила она, — думаю, эту традицию следует возродить. Пока ты не понял, кто есть кто.

— Да, верно. Престон уже начал меня готовить к заседанию следующего Совета. Говорит, мне следует воздерживаться, пока я еще не в курсе дела. Говорит, надо прислушиваться к рекомендациям Совета. Я ничего не сказал. Больше всего меня сейчас интересует… — Он умолк, вглядываясь в ее лицо, освещенное лунным светом, не зная, что лучше — промолчать или не промолчать. — Могу ли я тебе полностью доверять?

Она посмотрела на их переплетенные пальцы. Он подумал, что она не обязана отвечать, если не готова.

— А мой брат, он может тебе доверять? — Риз, я никому ничем не угрожаю. Моя задача вычислять шулеров.

Он недоверчиво приподнял бровь.

— Я просто крупье. Давай на этом остановимся. По крайней мере, пока.

— Меня это устраивает. — Он взял ее за плечи и заставил встать. — Завтра у меня первое заседание Совета. А в субботу — праздник. Поедем, развлечемся? Потанцуем.

— Что я слышу, потанцуем?

— Да. Единственный танец, который я знаю, танец вокруг майского дерева.

— Не знала, что ты умеешь танцевать.

— А я разве не говорил тебе? — Он обнял ее за плечи и повел по переулку в сторону центральной улицы. — Это было в те времена, когда я еще умел держать язык за зубами. Но потом мне стали поручать роль майского дерева. То есть, столба в центре пляски. И мне пришлось бросить.

— Ты стеснялся своего роста? А сколько тебе тогда было?

— Кажется тринадцать или двенадцать, около того. А в этом возрасте некоторые слова сильно ранят.

— Столб, то