Читать книгу - "Дублерша для жены - Марина Серова"

— Как идешь?

— Нормально, — ответила я.

— На спидометре?

— Шестьдесят пять пока.

— Увеличь! До восьмидесяти.

— Поняла.

Вдалеке показались деревья, нестройной шеренгой росшие вдоль Багаевского оврага. Оператор чему-то ухмыльнулся, наведя на них объектив камеры, потом сказал:

— Лихо водите, Алина Борисовна. Я-то думал, вы изнеженная дамочка. А оказалось, что вы и на горных лыжах, и на автомобиле, и вообще молодчинка…

— Разговорчики, Гена, — предостерегла своего спутника я. — Вы что, выпили, что ли?

— Для вящей сочности кадра полагается, — сказал Гена и покосился вправо, где параллельным с нами курсом ехала машина съемочной группы, откуда снимали с двух камер. — Для творческого полета, знаете ли.

— «Для творческого полета…» А разве болтать при съемке что угодно можно? — осведомилась я.

— Так мы ж без озвучки идем, — ответил оператор. — Ребята потом смонтируют, как надо. Вам только фигуру оставят, ноги там и руки на руле, а лицо Инкино приделают.

— Какой Инки?

— Как какой? Ильменецкой.

— Это которая в «Снах веры» и в «Псевдониме бога» снималась, что ли? — воскликнула я. — Ну и ну! А Леонард Леонтьевич все жаловался, что к нему звезды плохо в этот фильм идут. А тут так запросто — Инна Ильменецкая. Что ж ему еще надо?

— «Боярыня красотою лепа, бровьми союзна.., у-ух! Чего же тебе еще надо, собака?», как говорил царь Иван Васильевич в гайдаевском фильме, — отозвался оператор Гена. — Я, кстати, в «Иване Васильевиче» тоже немножко поучаствовал. Леонид Иовичменя…

Оператор Геннадий не успел поведать мне о том, что сделал с ним Леонид Иович Гайдай. В рации что-то забулькало, потом ясный голос Эллера спросил:

— Приближаешься? Пока все хорошо.

Технично едешь, снег из-под колес красиво летит… В общем, пока не снижай скорости, а на самом въезде на мост резко снизь скорость до шестидесяти, потом проедешь до середины, высадишь оператора, задашь машине ма-а-аленькую скорость, чтобы она свалилась в овраг. Сама выскакивай, как договаривались.

— Ясно, Лео-Лео, — ответила я. — Все поняла.

Край оврага, обсаженный изогнутыми, как непомерно разросшиеся луки, деревьями, стремительно приближался. В пятидесяти метрах от меня мелькнули плиты моста, дорожный знак «5 т», машина съемочной группы затормозила. Я видела в зеркало заднего вида, как она резко снизила скорость, по короткой, довольно крутой траектории въехала на край оврага и остановилась метрах в десяти от обрыва.

Когда до въезда на мост оставалось метров десять, голос Эллера произнес:

— Должна подъехать нормально! Тормози по ситуации.

Ситуация была подходящая и соответствовала прописанному в плане эпизода времени. Я нажала на тормоз.., и нога резко провалилась, как будто в пустоту. Ухнуло под ложечкой, подпрыгнуло сердце, и я нажала на тормоз повторно, а потом чисто машинально нажала еще раз.

Тормоза не действовали.

Хотя и я лично, и Сережа Вышедкевич проверяли их и все было в порядке, в решающий момент они вырубились. Этого не могло быть, но именно так случилось.

Увидев мое исказившееся лицо, оператор Гена пробормотал:

— Что? Как… Не получается… Да как же?..

— Что у вас там? — вырвался из рации тревожный голос Леонарда Леонтьевича. — Что такое? Почему не тормозишь?

— Она не останавливается, Леонард Леонтьевич! — заорала я, шарахнув рукой по рулю. Тормоза не действовали, хотя я еще несколько раз рефлекторно нажала на педаль. И я сразу поняла, что при таком роковом стечении обстоятельств остается только один шанс: еще больше разогнать автомобиль на оставшемся расстоянии и попытаться перепрыгнуть через провал, образовавшийся после удаления четырех плит перекрытия. Провал, в который по плану должна была свалиться машина, был около десяти метров шириной, и его делила пополам металлическая балка арматуры, от которой отсоединили лежавшие встык плиты.

При определенном везении, возможно, удастся «вспрыгнуть» передними колесами на ту сторону моста, а зад машины примет на себя та самая балка. Другое дело, что вряд ли машина переедет на ту сторону моста.

Но, по крайней мере, мы с оператором получали короткую передышку, чтобы попытаться спастись…

Черт побери, кто, из-за чего так славно покопался в машине перед трюком? Меньше всего я была склонна считать неисправность случайностью. Тем более что до съемки тормоза были в норме. Но сейчас некогда было думать об этом.

И я решительно, до пола, вдавила акселератор древнего заокеанского одра. Оператор Гена, не опуская и не выключая камеры — вот что значит профессиональная привычка! — заорал, перемежая свои слова густым и кучерявым матом:

— Да ты что же, етиху мать, делаешь… растудыт…

Я слабо воспринимала брань Гены. Я знала только, что нужно увеличить скорость и попытаться проскочить. Хотя прыгать на такой скорости на бетонные плиты… Нет, лучше башкой вниз с семидесяти метров…

В рации что-то хрипело, и последнее, что долетело до меня, был дикий вопль, который не мог быть, но являлся воплем Эллера:

— Нукуда-а-а!..

* * *

Удар был страшен. Я неосознанно сжалась и скоординировалась прежде, чем мозг отдал соответствующую команду, а вот оператор Гена врезался головой в лобовое стекло и сполз вниз так, что я поняла: все. С ним все. Если даже он жив, едва ли я успею его вытащить до того, как машина свалится в пропасть.

Только в американских боевиках получается, что не то что легковые автомобили, а и целые автобусы перескакивают через громадные прогалы пространства, куда больше того, что оказалось сейчас перед нами. У нас же на практике все получилось иначе.

«Кадиллак» не сумел преодолеть пустоту. Он перелетел через то место моста, где перекрытие было снято, но с чудовищной силой ударился бампером о плиты по ту сторону дыры, отломил край одной из них, вгрызся всей грудой искореженного металла в спасительный рубеж и застыл над пропастью, вися на переднем бампере, задней частью рухнув на балку перекрытия.

Несколько секунд мне потребовалось, чтобы прийти в себя, но стоило пошевелиться, как машина вздрогнула и заколыхалась… Послышался скрежет металла, и я поняла, что «Кадиллак» держится на мосту только чудом. Если бы я не успела увеличить скорость, то лежала бы уже мертвая среди дымящихся железных развалин там, на дне рокового оврага. Но у меня и сейчас были очень неплохие шансы все-таки оказаться там. Внизу. Навсегда.

К счастью, дверь с моей стороны не заклинило. Я самым нежным, неуловимым движением — по сравнению с которым даже погладить по голове ребенка было бы грубым насилием — стала открывать дверцу.