Читать книгу - "Пропавшие. Тайные преступления сектантов в СССР - Лев Сергеевич Овалов"

— Вот так-то лучше, — заметил ему в спину незнакомец, и Юра услышал, как он еще утешил сектантов: — Ничего, ничего, отцы, идите, в обиду вас не дадим.

С полчаса вся компания молча пробиралась по тропке.

— Куда теперь? — прервал молчание Петя.

— Обратно, — не без юмора разъяснил Венька.

— А куда же пойдут те? — поинтересовался Петя.

— К медведям.

— Без шуток.

— А я без шуток. В той стороне только медведи.

— Разве они здесь водятся?

— Сколько угодно.

— А почему их не боятся?

— Потому что летом медведь не опасен, а такой компании испугается любой зверь.

— Все-таки не понимаю, — не удержался Юра. — Почему мы уступили?

Лида ласково улыбнулась:

— Поймешь, Юрочка, поймешь.

— А кто это?

— Охотник.

— С овчаркой? На кого же он охотится?

— На кого-нибудь да охотится.

— Не надо было нам уходить.

— Надо!

— Нет.

Однако Лида не хотела продолжать спор.

К Юре подошла Таня:

— Она сильно тебя ударила?

Он потрогал голову.

— Обойдется.

— Может, перевязать?

— Потом…

Шли медленно, чувствовалась усталость. Лес к вечеру казался еще страшнее и нелюдимее. Путь преграждали ветви елей, обросшие бледным зеленоватым лишайником. Птицы смолкли. За тусклыми стволами стлались тени. Солнце висело прямо за спиной. Под ногами похрустывала хвоя. Скорей бы привал!

Молчание нарушил Петя:

— Послушай, Юрка, как это ты обругал старика?

Юра хмыкнул:

— Я не ругал.

— Ну, обозвал.

— Сумасшедшее пианино.

— Действительно, — сказала Лида. — Какое бессмысленное выражение.

— Это не мое выражение.

— Все равно бессмыслица!

— Это выражение Ленина. Впрочем, извините, перепутал. Сам не понимаю, как оно у меня вырвалось. Не пианино, а фортепьяно.

— Но как же это понимать — сумасшедшее фортепьяно?

— Очень просто. Я читал зимой Ленина. Есть у него такая книга: «Материализм и эмпириокритицизм». В ней объясняется разница между идеализмом и материализмом…

— Ну?

— Вот Ленин и приводит там выражение французского философа Дидро.

— Расскажи!

— Дойдем сперва до привала.

Они еще засветло добрались до палатки.

Разожгли костер, разулись, поставили на огонь кулеш со свиной тушенкой, расположились у костра.

— Теперь давай, — напомнил Петя. — Обещал…

Последний отрезок пути Юра мучительно ломал голову, напряженно вспоминая прочитанное, ему еще не приходилось выступать с лекциями на философские темы.

— Может, отставим?

— Нет уж, давай, — не согласился Петя. — Наедимся кулеша, разморит, и завалимся спать.

— Вы, конечно, проходили историю партии?

— Конечно, — неуверенно отозвался Венька. — А что?

— Вы, конечно, знаете, что коммунисты и комсомольцы по своим убеждениям материалисты?

— Конечно, — подтвердил Венька.

— Ну, а эти самые… верующие… являются идеалистами.

В самой чаще уральской тайги полыхал костер, потрескивали горящие сучья, взлетали золотистые искры, булькал закипающий кулеш. Вокруг костра расположились две девушки и три парня, и один из них впервые в жизни разъяснял своим товарищам разницу между идеализмом и материализмом.

— Материализм, ребята, считает основой всего природу. Она, так сказать, начало начал, а мысль, мышление, дух возникли уже после того, как появился человек, это, так сказать, производное природы. Сперва жизнь, бытие, а затем уже возникает мышление.

— Конечно, — согласился Венька. — Сперва каша, а потом уже философия.

— Не так просто! Дидро называл идеалистами философов, которые считали, что все в мире существует только в связи с их собственными переживаниями, без меня, мол, и мира не существует.

— Ну и дурни, — сказал Венька. — Какие же это философы, если даже ребенку понятно, что все существует помимо него?

— А ты помолчи, — остановила Лида. — Ты слушай.

Венька обиделся:

— А я что делаю?

— Вот и молчи.

— А сам Дидро считал, что люди — это лишь инструменты, одаренные памятью и способные ощущать и объяснять происходящее. Предположим, говорил он, что фортепьяно обладает способностью помнить и чувствовать. Разве оно не станет повторять мелодии, которые исполнили на его клавишах? Наши чувства и есть не что иное, как клавиши, по которым ударяет природа.

— А что же такое сумасшедшее фортепьяно? — спросила Лида.

— А это когда какое-нибудь чувствующее фортепьяно начинает воображать, будто в нем заключена вся гармония вселенной!

Кулеш кипел, все были голодны, но ребята медлили с ужином, их увлек старинный спор энциклопедиста Дидро с епископом Беркли. Во всяком случае, девушек интересовало, почему Юра назвал Елпидифора сумасшедшим пианино.

— А что сказал Ленин? — еще раз спросила Лида.

— Ленин спрашивал: от вещей мы идем к ощущениям и мыслям или от мыслей и ощущений к вещам? — Юра хорошо помнил это место. — Первой точки зрения держался Энгельс. И вот тех, кто воображает, что он один существует в мире, кто считает себя центром Вселенной, кто, извините, думает, что он пуп земли, — таких людей Ленин называл сумасшедшими фортепьяно!

Таня засмеялась.

— Ты чего? — удивилась Лида.

— Елпидифор — сумасшедшее фортепьяно!

— А ты думаешь, он нормальный? — воскликнул Венька. — Ты сама тоже была не вполне… — Он пальцем повертел у виска.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Петя, — давайте-ка, разумные фортепьяно, поднажмем сейчас на кулеш.

Они перелили кулеш из котелка в миску, и все застучали ложками. Вселенная сияла над ними тысячью звезд. Лес окружал их неразгаданными тайнами. Они многого, многого еще не знали, но то, что мир существует помимо них и вне их, это они знали, как и то, что, пока они существуют в мире, им предстоит непрерывно изменять и совершенствовать этот лучший из всех существующих миров.

Девушка в кустах жимолости

В день отъезда трое москвичей отправились прощаться в лесничество. Лида, Венька, Василий, Перфилов — всем им хотелось пожать руку, поблагодарить, пожелать самого доброго…

Юра с чего начал, тем и кончил — зашел в каморку под лестницей.

Василий обрадовался:

— Ты нужен. С тобой хочет поговорить один человек. Просил разыскать.

— Кто такой?

— Увидишь.

Повел Юру на второй этаж, открыл дверь в чей-то кабинет.

— Заходи.

У окна стоял человек в военной гимнастерке без погон. Юре показалось, что они встречались.

— Здравствуйте!

Ба, охотник! Тот самый, который помешал разговору Юры и его товарищей с сектантами.

Без особого энтузиазма пожал Юра протянутую руку.

— Вы нам чуть всю музыку не испортили, — весело сказал незнакомец. — И зол же я был на вас!

— Не понимаю.

— Для того и пригласил, чтобы объяснить.

Указал на диван, сел рядом:

— Э-эх, вы!

— Что я?

— Кустарь-одиночка.

— Это как понимать?

— Догадываетесь, где я работаю?

— Теперь догадываюсь.

— Лида не сказала?

— Нет.

— Дисциплинированная девушка. Конечно, вы правильно поступили, что искали свою… Кем она вам приходится? Подруга?

— Товарищ.

— Правильно, говорю. Но нам чуть не испортили всю музыку. Мы этими истинно православными христианами давно интересуемся. Знаете, что это за секта?

— Знаю.

— И что же знаете?

— Морочат людям головы. Сбивают с пути неуравновешенных девушек…

— Не только. Тащат людей в прошлое.