Читать книгу - "Сонька. Конец легенды - Виктор Мережко"

— Так точ… Собственными глазами.

Филимонов вернулся за стол, какое-то время бессмысленно перебирал программки, снова посмотрел на бывшего артиста.

— Вы поняли, о чем я хочу предупредить?

— Так точно-с… Чтоб ни слова, ни полслова.

— Вот и исполняйте. И не приведи господь, брякнете где, острог раем покажется. Поняли?

— Буду нем-с, как луна.

Изюмов ушел, директор в раздумье постоял возле стола, взял телефонную трубку, набрал номер.

— Пятьдесят шесть сто семьдесят два, барышня. — Подождал, услышал нужный голос.

— Егор Никитич?.. Гавриил Емельянович беспокоит. У меня к вам есть одно очень презабавное дельце… В любой день, в любое время. Вы ведь знаете — в театре я живу.

Положил трубку на рычаг, удовлетворенно улыбнулся.

…Дворецкий стоял перед княжной с поднятым сухим подбородком, говорил чеканно, с достоинством:

— Возможно, я, княжна, переступаю черту дозволенного, однако счел бы возможным обратить ваше внимание на некоторые странности, происходящие в вашем доме.

Анастасия сидела за роялем, готовилась к уроку по музыке, поэтому визит дворецкого ее раздражал.

— Странностей этих много?

— По крайней мере на одну я бы желал сделать акцент.

— Только на одну. Об остальных доложишь потом. Через пятнадцать минут придет мадам Гуральник.

— Речь идет о мадам Таббе.

— Чем же она тебя не расположила?

— Странностью поведения, княжна. Они ведут себя крайне непонятно и крайне по-разному.

Княжна нетерпеливо вздохнула.

— Можешь яснее?

— Во-первых, они пьянствуют…

— Во-вторых?

— Во-вторых, госпожа Бессмертная заняты какими-то тайными делами. Они почти ежедневно меняют наряды, пользуются париками разных фасонов, лицо закрывает либо кисея, либо очки.

— Ну и что в этом возмутительного?

— Возмутительного ничего, но есть некая настороженность и даже подозрительность. Будто мадемуазель ведут некую скрытную жизнь.

— Мадемуазель — бывшая актриса! К тому же с печальной судьбой. И я не имею права запретить ей упражняться над своей внешностью.

Дворецкий замялся, с определенной неловкостью произнес:

— Репутация, мадемуазель… Разве вам недостаточно давних слухов о некогда скрывавшейся в доме некоей воровки Соньки Золотой Ручки, в результате чего дом до сих пор как прокаженный?! К вам не ходит свет, мадемуазель!

От гнева ноздри Анастасии стали раздуваться.

— Ты не говорил, я не слышала. И комментарии разного рода мне противны! Если же когда-либо тебе придет в голову сообщить мне подобную глупость, я уволю тебя сразу же! Без содержания! Ступай!

В гостиной послышались четкие шаги и тут же раздался резкий голос мадам Гуральник:

— Мадемуазель, вы где?.. Если не за инструментом, я буду крайне недовольна!

— Я здесь, мадам! — ответила Анастасия.

— Вот и прелестно! Вот и чудно!.. Ладони кладем на клавиши, начинаем разминочку!

Дворецкий молча поклонился и покинул комнату.

Надсмотрщик Евдокимов докладывал поручику взволнованно, дыша почтением к начальству:

— Передвижения по поселку наблюдал следующие… Воровка Сонька много раз бегала к придурку в хибару, пребывая там не меньше получаса. Дочка ее, Михелинка… — Он взглянул на поручика, от смущения закашлялся. — Михелинка… прислуга ваша… она также шастала к дурачку, который якобы для нее папашка. И ежели зырить со стороны, то там как бы варится какая-то каша, ваше благородие.

Гончаров сидел за столом, пил английский чай с сахаром вприкуску.

— Каша?.. Какая каша?

— Крутая, ваше высокородие.

— Можешь более внятно?

Кузьма нагловато ухмыльнулся.

— Драпать, похоже, удумали.

Поручик отставил чашку, с легким удивлением посмотрел на надсмотрщика.

— Все трое, что ли?

— А хрен их маму знает!.. Может, вдвоем. А может, и дурачка за собой потащат.

— Ну и куда здесь можно убежать?

— А некуда!.. В тайге зверь загрызет, по воде тюлень утащит. Только пароходом и остается. До парохода, если посчитать, совсем ничего! Через семь ден пригудит!

Никита с интересом изучал хитроватого Евдокимова.

— На пароход надо еще попасть.

— Попадут! — отмахнулся надсмотрщик. — Не низом, так верхом! Вы мало знаете эту лярву Соньку. Ежели понадобится, покойника из могилы оживит.

Никита Глебович помолчал, переспросил:

— Значит, думаешь, побег готовят?

— Так по-другому им больше и шушукаться незачем!.. К пароходу готовятся!

Поручик вынул из ящика стола рубль, протянул Кузьме.

— Ладно, ступай. Выпей за верную службу!

Тот сунул деньги в карман, чуть не до пола поклонился:

— Благодарствую, ваше высокородие! — и попятился к двери. — А насчет выпить, это мы с удовольствием. Даже с превеликим!.. Благодарствую, господин!

Кузьма вывалился в черноту коридора. Поручик подошел к окну, стал смотреть во двор. Залаяли собаки. Выбежавший из дома Евдокимов пугнул их и торопливо, без оглядки зашагал по темной улочке.

Далеко за полночь, когда Михель уже спал, в дверь хибары сильно постучали, после чего раздался треск и перед лежаком возник Кузьма с керосиновой лампой в руке. Он был сильно пьян, его заметно водило из стороны в сторону.

— Придурок, ты где?.. Просыпайся, хватит дрыхать! — Надсмотрщик с силой ударил по ногам лежачего, заорал: — Встать, шмуродей, когда с тобой начальство тренькает!

Михель, облокотясь о стену, поднялся, промычал:

— Не надо…

— Надо не надо, не тебе решать, жопник! Видишь, кто к тебе заявился?

— Спать… Хочу спать, — снова пробормотал сумасшедший.

— Ты у меня поспишь, жидовское мусло! — Евдокимов огляделся, нашел какой-то ящик, примостился на нем, держа лампу между коленей. — Слухай в оба уха и не смей перечить. Понял?

Михель кивнул.

Кузьма нашел в кармане торбочку с табаком, сделал самокрутку, зализав концы языком, закурил.

— Значит, так… Первое, чем интересуюсь. По каким таким хренам к тебе ныркают Сонька с дочкой?

— Соня… Мама…

— Ты мне мозг не крути, а отвечай по делу!.. О чем они с тобой, придурком, тут баланду разводят?

— Мама… Соня.

— Сейчас врежу.