Читать книгу - "Бретёр - Юлия Юрьевна Яковлева"

— Но ни капли на одежде самого Прошина.

— Откуда вам знать?

— Потому что я сам ее забрал, когда по поручению семьи привез узнику чистое платье и перемену белья.

— Но вы ж не стирали сами.

— Я отдал китайцу чистить и стирать. И тот взял с меня наименьшую цену. Он заломил бы как следует, если бы ему пришлось выводить и отстирывать кровавые пятна. Их не было.

— М-да… — Полковник сцепил руки замком и принялся крутить большими пальцами, не сводя глаз с этого моторчика. — М-да… Китайцы отменно стирают. Лучше финнов.

Мурин продолжал горячо:

— Я понял, что имею дело с театральной постановкой. Убийца, истинный убийца устроил ее для нас. Как опытный режиссер, он сделал то, ради чего пришел. Убил. Поставил подсвечник на стол — ему не терпелось освободить руки, чтобы подтащить одно тело к другому. Ведь дело было в буфетной в разгар вечера. В любой момент мог войти лакей за бутылками или нераспечатанной колодой.

Моторчик крутился:

— Да, но этого недостаточно…

Мурин хватил кулаком по столу:

— Черт побери, полковник! Этого достаточно для обоснованного сомнения! Для того, чтобы снять с корнета обвинение. С корнета, который безвинно сидит под арестом, в крепости! Хотя любой с первой же секунды, только увидев его лицо, его руки, на которых не было ни царапин, ни ссадин, понял бы, что Прошин виноват в том, что нажрался, как скотина, но не в убийстве. Вы боевой офицер, вы бывали в схватках, в рукопашной драке, вы-то знаете, что такое невозможно.

— Хм… Хм… Вот уж мы у вас и виноваты. Что ж вы сами бродили столько времени? Не больно вы хороший друг вашему товарищу, получается. Почему сразу не подняли тревогу?

Это было несправедливо. Но спорить Мурин счел бессмысленным. Он пожертвовал и этой пешкой.

— Я не хотел спугнуть настоящего убийцу. Я сразу понял, что это не Прошин. Когда увидел, что его лицо и руки не повреждены. Но пока я прояснял обстоятельства, убийца, истинный убийца, должен был оставаться в уверенности, что дело выгорело. Иначе бы он сбежал.

— Кто ж он?

Мурин поднялся:

— На его физиономии, на руках наверняка еще сохранились следы драки. Его видели в игорном доме ночью накануне. Он проиграл той ночью тридцать тысяч. Он украл свой же вексель. Не мое дело его искать. Мое дело — освободить корнета Прошина от подозрений.

Полковник Рахманов на сей раз проглотил горькую пилюлю. Он тоже встал и дружески протянул Мурину руку:

— Что ж, ротмистр, вам это удалось.

И в третий раз Андриану пришлось испытать разочарование, когда Мурин появился на крыльце здания кавалергардского полка в одиночестве:

— А я думал, мы будем вязать мерзавца.

Но на сей раз Мурин ответил:

— Нам это не потребуется.

Сел в коляску и заговорил скороговоркой:

— Вернемся к Демуту.

— Как? Нешто все кончено?!

Мурин покачал головой:

— Все только начинается.

Андриан подобрался, весь настороже, весь — готовность к схватке.

— Рад стараться! — гаркнул.

— Подъедешь к парадной Демута. Встань приметно. Но он и так тебя приметит. Соглядатай наш. С синей дугой. Мы от него оторвались, поэтому он теперь наверняка нас поджидает у гостиницы, понимая, что я туда вернусь рано или поздно. Подыграем ему. Я сойду, войду в гостиницу. Выпью чашку кофе там. Потом вернусь и сяду обратно. Поедешь медленно. Но не слишком. Не так, чтобы это показалось странным. Дай ему нас догнать. Но так, чтобы он не понял, что мы ему позволили это сделать.

Андриан кивнул. Готовность, собранность мешали ему говорить.

План сработал. Садясь в коляску возле Демутовой гостиницы, Мурин успел заметить поодаль, у самой ограды набережной, гнедую упряжку с синей дугой. «Клюнул, голубчик», — удовлетворенно подумал он. И по напряженной спине Андриана понял, что тот тоже заметил. Стараясь, чтобы голос звучал обычно, Мурин приказал:

— В дом графа Курского.

Время для визита было самое неподходящее. Графа дома, разумеется, не оказалось. Мурин на то и рассчитывал. Он вынул визитку, загнул угол. Попросил лакея подать перо. Написал по-французски несколько слов. Бросил визитку на серебряный поднос и вышел.

Ожидание тянулось невыносимо, по капюшону коляски прострекотал дождь, потом смолк, потом капюшон высох, потом Андриан сошел с облучка, купил у сбитенщика дымящуюся кружку, принес Мурину, подождал, пока емкость освободится, потом сходил еще раз — себе. Опять стал сеяться дождь. Наконец брегет Мурина показал, что время пришло. С бьющимся сердцем Мурин соскочил на тротуар. Он чуть не вскрикнул: боль, как удар казацкой пикой, пронзила до самого темени. Мурин быстро, как мог, зашагал к ограде Летнего сада. Он не глядел по сторонам, ибо был уверен, что преследователь держит его в поле зрения.

В это время года парк показывал лучшее, на что был способен. Он был багряный, алый, оранжевый, желтый, палевый и еще такой, для чего у Мурина просто не было слов. По дорожкам плавно двигались фигуры гуляющих. Белели статуи. Белели чепцы нянек, а сами питомцы возили лопатками по влажному песку или собирали разноцветные листья. Граф Курский стоял подле мраморной Ночи, за которой топорщились осыпающиеся, но все еще густые кусты. Мурин подошел к нему.

В дневном свете пудра на лице графа казалась неровным слоем штукатурки. Глаза слишком уж спокойные и приветливые. Но приветствие вышло слишком громким:

— А, Мурин, получил записку на вашей карточке — и рад увидеться! Только отчего ж такие сложности. Придите в Летний сад, время, Ночь. Будто вы решили объясниться мне в любви! — он очаровательно рассмеялся.

— Объясниться, — подтвердил Мурин. — Но не в любви.

Он задрал подбородок:

— Какая дивная скульптура. — Мурин заложил руки за спину, весь ушел в созерцание. Словно и забыл о графе.

— Вы хотели вместе со мной на нее полюбоваться? — под любезностью в голосе Курского звякнуло раздражение.

— Отчего бы не полюбоваться. Она изображает ночь. Не любопытно ли?

Граф Курский недоумевал:

— Не слишком, признаюсь. Я гуляю здесь едва ли не каждый день.

— Крайне любопытно! Сейчас я вам поясню, и вы согласитесь. Эта статуя без младенцев. Тогда как у древних Ночь носит на руках двух младенцев. Одного зовут Сон, а другого Смерть.

— Не знал, что гусары нынче такие образованные.

— А, нет, невежды, как всегда. И я тоже. Я слыхал про Смерть и Сон, детей Ночи, лишь от брата, мой брат Ипполит знает и древние языки, и античных авторов.

Мраморная ночь белела на фоне пожелтевших, но все еще пышных кустов. «Кавалергардское сочетание, — подумал Мурин, — белый с золотым».

Но в этом случае ничего против не имел.

— Знаете, Мурин. Я ценю