Читать книгу - "Джоконда и Паяц - Наталья Солнцева"

Великан с недовольной миной посторонился, и Федотовна бодро засеменила по дорожке навстречу Глории, опустив, однако, глаза.

– Я вас слушаю.

– У меня большое горе, – не поднимая глаз, пожаловалась гостья. – Сын вернулся.

– Разве ж это горе?

– Пьет он… шибко пьет. С утра до вечера квасит, не просыхает.

Санта с лязгом захлопнул калитку и вернулся к уборке территории. Осень в этом году выдалась сухая и ветреная. Закончилось бабье лето. Ширк-ширк – подметал он желтые листья под визгливые причитания Федотовны. Ширк-ширк…

– Папаша его, муженек мой окаянный, от пьянки умер, чтобы ему пусто было, – зачем-то перекрестилась она.

Странные противоречия, мирно уживающиеся в людях, не переставали удивлять Глорию. Ладно бы Федотовна упомянула Царствие Божье, – так нет же. А крестом себя осенила.

– От меня вы чего хотите?

– Агафон покойный от чертова зелья заговор знал, – пробубнила баба. – И верное средство давал.

– Какое же? – удивилась Глория.

– Камешек беленький… гладенький, будто горошина. Велено было его в стакан с самогоном бросить и в полнолуние на окошко поставить. А наутро дать тот самогон алкашу выпить. И все! Больше мужик на зелье глядеть не мог. Рвало его до коликов и судорог, так что раз и навсегда от выпивки отвращало.

– Что ж вы мужа не вылечили?

– Дак… он давно помер, еще до того, как Агафон у нас в деревне поселился. Да и боязно. Камешек тот-то не от Бога, сказывают, а от лукавого. Второй раз его использовать нельзя. После, когда алкаш примет «лекарство», Агафон приказывал пойти на старый погост и закопать камешек в землю, чтобы никто не знал где.

– Ага, – кивнула Глория. – Интересно.

Она вдруг вспомнила железную шкатулку, которая стояла в мастерской Агафона, полная молочно-белых камешков размером с горошину. Сколько Глория ни пыталась разгадать их предназначение, в голову приходили только луна, водка и пьянство. Наконец она решила, что камешки – просто образцы лунного камня из коллекции минералов, собранной карликом. Лишь теперь до Глории дошло, что за «лунные камешки» хранились в шкатулке.

– Значит, вы хотите избавить сына от алкогольной зависимости? – по-врачебному выразилась она.

Федотовна, продолжая разглядывать потрескавшиеся носки своих сапожек, энергично кивнула.

– А не страшно просить у лукавого?

– Страшно, – быстро, мелко перекрестилась баба. – Но я на себя грех возьму! Больно сына жалко. Один он у меня, кормилец. Окочурюсь, похоронить некому будет. Сопьется ведь… пропадет!

Глория задумалась. Почему бы ей не помочь бедной женщине, которая потеряла мужа и теряет сына? Не будет большой беды, если она даст просительнице камушек из Агафоновой шкатулки.

Федотовна по-своему истолковала ее колебания и вытащила из кармана завернутые в носовой платок сбережения, отложенные на черный день.

– Вот, все, что есть, – протянула она деньги. – Не побрезгуйте.

– Не надо, – очнулась «колдунья», как прозвали в деревне новую хозяйку коттеджа.

– Без платы нельзя, – серьезно возразила Федотовна. – Не поможет «лекарство».

– Тогда лучше картошки нам дайте, морковки, капусты.

– Картошки? Ладно! – обрадовалась просительница. – Деду Сергуне скажу, чтобы завтра же привез. У него лошадь с телегой. Завтра же и доставим. Значит, поможете?

– Куда деваться? Идемте в дом.

Федотовна оглянулась по сторонам и замотала головой. Ей было боязно заходить в «ведьмино логово», но и во дворе стоять неловко. А ну, как кто из соседей увидит? Слухи поползут по деревне: мол, Евдоха Майданова совсем чокнулась, с нечистым якшается. Хотя молодая приветливая женщина в спортивном костюме ничем не походила на ведьму, просительница вся взмокла от волнения.

– Не пойду, – нахмурилась она. – Здесь подожду.

– Здесь не получится. Не хотите в дом, пройдите в беседку. Под открытым небом такие дела не делаются.

На это Федотовна согласилась. В беседку можно. И в дом заходить не придется, и от любопытных глаз подальше.

Она опасливо уселась на деревянную лавку под увитой плющом крышей беседки, а Глория быстро взошла на крыльцо дома и скрылась за дверью. Потянулись напряженные минуты ожидания. Было слышно, как орудует метлой громадный слуга да трещат неугомонные сороки на дереве.

– Кыш! – прикрикнула на них Федотовна. – Кыш вы, трещотки!

Ладони у нее вспотели, и она вытерла их о полу куртки, мысленно прося прощения у Господа. На что только не пойдет мать ради своего родного дитяти.

Сады в Черном Логе почти осыпались. Ветер сбивал с ветвей последнее золото. Только зимние яблоки алели на голых деревьях да пунцовые гроздья рябины. С неба лилась пронзительная синева, солнце купалось в разноцветной от палой листвы речке. От этакой красоты аж дух захватывало и казалось, что есть в жизни и любовь, и счастье, и покой…

Федотовна вздрогнула, когда перед ней словно из-под земли выросла хозяйка коттеджа. На самом деле Глория не подкрадывалась и не собиралась пугать и без того напуганную просительницу. Просто та глубоко задумалась.

– Вот то, что вам нужно, – сказала она, раскрывая ладонь, на которой сразу засветилась в солнечных лучах волшебная горошина. – А как поступить с камешком, вам известно. Повторять не стану.

– Я ничего не напутала? – зачарованно уставившись на горошину, осведомилась Федотовна.

– Ничего. Только лучше, чтобы человек по собственной воле от пьянства отказался. Не от водки, – подчеркнула Глория, – а от чрезмерного ее употребления. Вы меня поняли?

– Сам Пашка нипочем не откажется, – забормотала просительница, осторожно завязывая камешек в чистый носовой платок, извлеченный из-за пазухи. – Он завзятый. С детства такой был. Ни в чем меры не знает! Едва техникум закончил, на заработки подался. Сначала в Москву, потом в Тюмень ездил, потом еще куда-то. Прикатит домой, как снег на голову, пьет, гуляет, сорит деньгами-то… нет чтобы матери сарай починить, крышу поправить…

Глория ее не слушала, думая о том, что насилие над человеком даже с благой целью – не самое правильное воздействие. И последствия такого воздействия могут быть непредсказуемы…