Читать книгу - "Каменный мешок - Арнальдур Индридасон"

— А скажите, любезнейший, за каким чертом вы отправились в такую глушь, на Пригорок? Для коренного рейкьявикца в те времена это ведь был совсем не ближний свет?

— Это вы верно говорите, жутко неудобно и далеко, — сказал Хёскульд и отхлебнул из чашки. — Да только что ж нам оставалось делать? Сущий, как говорится, цугцванг. В Рейкьявике в те годы даже крысиной норы нельзя было снять. В войну сюда столько народу понаехало, что под завязку забились самые последние халупы. Тут, конечно, ничего удивительного. Посудите сами — вдруг ни с того ни с сего всякой неотесанной деревенщине начали платить настоящие деньги! Деньги! Раньше-то им как выдавали жалованье? То-то и оно, самогоном да кислой сывороткой! А тут — деньги! Да что там, люди не гнушались даже палаток. Цены на жилье подскочили до небес, и пришлось нам выметаться на Пригорок. А кстати, что это вы за кости там откопали?

— И в котором же году вам пришлось, как вы говорите, «выметаться»? — спросила Элинборг.

— Если не ошибаюсь, где-то в сорок третьем. А может, и в сорок четвертом. В общем, осенью. В самый разгар войны.

— И долго вы там прожили?

— Один год, вот прямо до следующей осени.

— Вы говорите — «мы»?

— Ну да, нас было двое, я и жена. Бедная моя, дорогая Элли. Ее уж с нами нет.

— А когда она умерла?

— Три года назад. Думаете, это я ее там закопал, на Пригорке? Что, по-вашему, я похож на головореза?

— Но согласно архивам в этом доме никто никогда не регистрировался, — сказала Элинборг, и не думая отвечать на дурацкие вопросы. — Ни вы, ни другие жильцы. Вы, стало быть, не извещали власти о том, что живете на Пригорке?

— О, я не помню, как это тогда было устроено. Мы никаких бумаг никуда не подавали, где бы ни жили. Да и зачем, когда такая напряженка с жильем. Всегда находились люди, которые были готовы платить больше нас, так-то я и прослышал про Беньяминов домик и поговорил с ним. У него тогда как раз съехали предыдущие жильцы, и он над нами с Элли сжалился.

— А вы знаете, кто были эти жильцы? В смысле, которые снимали у него дом перед вами.

— Нет, представления не имею, но точно помню, что дом они оставили в образцовом виде.

Хёскульд допил кофе, налил себе еще, отхлебнул и продолжил:

— Все было чисто, подметено и вымыто.

— И что в этом примечательного?

— Ну, может, и ничего, да только моя Элли не переставая нахваливала предыдущих жильцов за это. Очень ее чистота впечатлила. Самые последние углы надраены до блеска, ни соринки, ни пылинки, все просто сверкает. Мы вошли туда — и подумали: словно в гранд-отель въехали. Вы не подумайте, что мы какие-то там грязнули. Что вы, вовсе нет. Но тот дом отчистили просто на отлично, явно очень старались, никогда такой чистоты нигде не видывал. Элли так и сказала — мол, хозяйка, что была тут до нас, знает свое дело, как мне не снилось.

— Значит, никаких следов борьбы или чего-нибудь в этом духе вы не обнаружили? — спросил Эрленд, до этого мига не проронивший ни звука. — Там, кровь на полу или стенах?

Элинборг подняла брови. Босс что, решил старичка подразнить?

— Кровь? На стенах? Нет, ничего подобного.

— Все в полном порядке?

— Да, все в чистоте и порядке.

— А рядом с домом не было никаких кустов?

— Да, рядом росла смородина, точно. Я хорошо помню — мы когда приехали, кусты просто сияли, а уж какое мы варенье сделали из ягод!

— Значит, это не вы их посадили?

— Нет, мы их не сажали. Они там были до нас.

— А скажите, как по-вашему, кому принадлежит обнаруженный скелет? — спросил Эрленд.

— Так вот зачем вы ко мне пожаловали! Интересуетесь, не убил ли я кого?

— Судя по всему, обладателя скелета закопали на Пригорке во время войны или чуть позднее, — сказал Эрленд. — Но вас мы, конечно, ни в чем таком и не думаем подозревать. Даже близко, что вы. Нас вот что интересует — вам не случалось беседовать с Беньямином о людях, которые снимали дом до вас?

— Еще как случалось, — хитро подмигнул гостям Хёскульд. — Да только он не очень-то хотел распространяться на эту тему. Я вам уже говорил, я, когда отдавал ему аренду, очень хвалил предыдущих жильцов. Думал, он подхватит и выскажется в том духе, что вот, в самом деле, какие были отличные люди, — но нет, пару слов только обронил, и все. Рубахой-парнем его никак было не назвать, неразговорчивый и даже мрачный. Впрочем, это и понятно — у него же жена погибла, не дай бог никому. Утопилась, так говорили.

— Невеста. Они не успели обвенчаться. А британцев на Пригорке вы помните? — спросил Эрленд. — Или скорее американцев, вы же в сорок третьем туда попали?

— От британцев деться было некуда, столько их понаехало в сороковом году. На другой стороне холма они построили казармы, а еще и укрытие для зенитной пушки сделали, чтобы, если что, защищать Рейкьявик от бомбежек. Мне-то все это шуткой казалось, а вот Элли твердила, мол, тут не до шуток. А потом англичане уехали, и их место заняли янки. Там они и были, когда я жил на Пригорке. Британцы давно вернулись домой.

— Вы с кем-нибудь из военных были знакомы?

— Разве совсем немного. Они вообще нос задирали о-го-го. Впрочем, как говорила моя Элли, лучше янки, от них не воняет, не то что от джонбулей. Все было чисто, как полагается. Все сияло. У американцев вообще все сияет. Вот как в кино. Видишь там Кларка Гейбла или Кэри Гранта, и ясно — это американцы.

Грант-то как раз был англичанин, подумал Эрленд, но не стал разбивать сердце всезнайке Хёскульду. Глянул на Элинборг — она тоже едва заметно усмехнулась.

— Да и казармы они получше построили, — продолжил токовать Хёскульд. — Куда там англичанам! Янки все делали из бетона, а не из гнилых дров, как джонбули. Не сравнить, у янки жилье так жилье. До чего бы янки ни дотрагивались — все обращалось в шик и блеск. Все стало гораздо лучше и чище.

— А вы помните, кто после вас жил в Беньяминовом доме? — спросил Эрленд.

— Да, мы их встретили и показали им дом. Какой-то рабочий с Хутора Туманного мыса[41], с женой, двумя детьми и собакой. Очаровательная пара, но вы меня хоть на дыбу вешайте, не вспомню, как их звали.