Читать книгу - "Бестолочь - Патриция Хайсмит"

— Мне бы хотелось знать, не приходила ли вам мысль, что это один и тот же убийца, а также не стало ли вам известно после гибели жены нечто, бросающее подозрение на определенное лицо?

Киммель усмехнулся.

— Если бы стало, то сразу заявил. Я поддерживаю связь с ньюаркской полицией.

— Совершенно верно, а я из Филадельфии,— сказал Корби с улыбкой.— Но эта, последняя, смерть приключилась в моем штате.

— По-моему, в газете говорилось о самоубийстве,— заметил Киммель.— А что, муж виновен?

Лейтенант Корби снова улыбнулся.

— Скажем, не полностью вне подозрений. Пока мы ничего не знаем. Он ведет себя так, будто виновен.

Он вытащил сигарету, закурил, отошел от стола на пару шагов и обернулся. Киммель с тревогой следил за ним. Вид у лейтенанта был глуповатый и озорной. Киммель все еще не мог определить, насколько тот умен.      

— В конце концов, такой удобный способ убийства,— произ* иес Корби.— Езжай себе следом за автобусом до первой останов­ки.— Корби задержал на Киммеле взгляд голубых глаз.— Дело­то почти верное, жена наверняка пошла бы с ним в какое-нибудь укромное место...

Столь примитивная уловка вызвала у Киммеля презритель­ную ухмылку; чтобы скрыть ее, он заморгал своими маленькими глазками, поправил очки, затем вообще их снял, подышал на стекла и принялся не спеша протирать чистым носовым платком. Он пытался придумать какое-нибудь ехидное или убийственное возражение.

— Только у Стэкхауса даже нет алиби,— добавил Корби.

— Возможно, он невиновен.

— Вам не приходило в голову, что Стакхаус мог убить жену таким способом?

Ничего себе вопрос, подумал Киммель. В газете утвержда­лось открытым текстом, что Стакхаус мог бы убить ее именно так. Киммель смерил Корби надменным взглядом.

— Мне не доставляет удовольствия читать про убийства, что, по-моему, вполне понятно. Утром я всего лишь просмотрел эту заметку. Я ее перечту, газета у меня дома.

Мистер Стакхаус на кухонном столе. Корби был еще непри­ятнее Киммелю, чем Стакхаус. У Стэкхауса могли иметься свои основания. Киммель скрестил на груди руки.

— О чем конкретно вы хотели меня расспросить?

— Ну, вообще-то я уже расспросил,— несколько сдержаннее ответил Корби. Он нервно прохаживался по свободному пятачку между бюро и одним из длинных столов, заваленных книгами.— Нынче утром я как раз просматривал в полиции дело об убийстве вашей жены. В тот вечер вы были в кино, так?

— Да,— ответил Киммель, теребя пальцами закрытый нож в левом кармане и листок заказа — в правом.

— Алиби подтвердил Энтони Рикко.

— Совершенно верно.

— И у вашей жены не было врагов, которые могли бы ее убить?

— Враги-то у нее, думаю, были,— сказал Киммель. Он чуть ли не игриво поморщился и устремил взгляд на залитую ярким светом доску письменного стола.— Характер у нее, у покойницы, был не ангельский. Ее многие не любили. Однако же, чтобы взять и убить — таких не знаю. Я не назвал ни одного человека, которого мог бы подозревать.

Корби кивнул.

— А вас самого не подозревали?

Брови Киммеля еще выше полезли на лоб. Если Корби хочет его спровоцировать, то не выйдет.

— Мне это неизвестно. Мне об этом не говорили.

Он полностью владел собой и стоял, высокий, прямой, под пристальным взглядом Корби.

— Мне бы хотелось, чтобы вы внимательно прочитали мате­риалы о деле Стакхаус. Если пожелаете, я пришлю вам полицей­ские отчеты — те, что допущены к обнародованию.

— Но меня это совсем не интересует, честное слово,— воз­разил Киммель.— Мне, видимо, нужно поблагодарить вас за то, что вы об этом подумали. Если б я как-то мог вам помочь — но я просто не вижу как.

Он снова превратился в честного американского гражда­нина — подался вперед, весь внимание.

— Вероятно, никак.— Губы Корби под каштановыми усиками сложились в улыбку.— Но не забывайте — да я уверен, что вы и так помните: убийцу вашей жены пока не нашли. Тут могут обнаружиться самые неожиданные связи.

Киммель чуть-чуть приоткрыл рот и, словно вдруг догадав­шись, спросил:

— Так вы ищите маньяка, который убивает женщин на авто­бусных стоянках?

— Да. Одного — это уж точно.— Корби отступил и откла­нялся: — Вот, пожалуй, и все. Большое спасибо, мистер Киммель.

— Рад был помочь.

Киммель провожал его взглядом, провожал взглядом эту непроницаемую угловатую спину под пальто цвета ржавчины, пока она не расплылась в его близоруких глазах и он не услышал, как захлопнулась дверь.

Он вытащил бланк с заказом из кармана и положил на место, туда, где лежали другие бланки. Если заказ Стакхауса прибудет, то пусть себе лежит, решил Киммель, а Стэкхаусу он сообщать не станет. Если бланк обнаружат в бюро, он объяснит, что не мог вспомнить фамилию клиента. Так будет безопасней, чем просто уничтожить листок: вдруг им вздумается переворошить все его бумаги и они обнаружат отсутствие бланка?

Что-то он слишком разволновался, слишком осерчал, одернул он самого себя. Так не годится. Тем не менее до сих пор никто не догадывался, как это ему удалось. И вдруг, пожалуйте, Стак­хаус, судя по всему, догадался, а теперь и Корби. Киммель сел и заставил себя еще раз внимательно прочитать письмо Рексолла, прежде чем приступать к ответу. Рексолл запрашивал книгу «Зна­менитые псы в борделях XIX века».

Примерно через час Киммелю позвонил Тони. Он сказал, что к ним в кулинарию явился какой-то мужчина и выспрашивал про тот вечер и про все, что Тони тогда показал в полиции. Ким­мель посоветовал не придавать этому значения. Он не стал говорить Тони, что мужчина сперва побывал у него. Киммелю пока­залось, что Тони отнюдь не в восторге. Когда в свое время с Тони беседовали в полиции, он каждый раз сам прибегал и все расска­зывал Киммелю.

Глава 23

На другой день после похорон — это был понедельник — Уолтер остался дома, хотя делать там было решительно нечего. Он как бы добровольно принес себя в жертву вежливым визите­рам, большую часть которых видел впервые в жизни. Он просто диву давался, сколько народу — бывших клиентов Клары по де­лам с недвижимостью — явилось засвидетельствовать, как их огорчило известие о ее смерти.

Никто, решил Уолтер, буквально никто ни в чем его не подо­зревал. Газетные сообщения, хотя самые падкие на сенсацию листки раздули дело, как только могли, вызвали на удивление мало толков; у него, по крайней мере, никто ничего не выспрашивал. Напротив, двое или трое посетителей, которых он