Читать книгу - "Пока воды Венеции тихие - Фульвио Эрвас"

потому что случайному человеку они бы ни за что не доверили транспортировку ценных вещей, с учетом всех этих ступенек и туристов, которые не смотрят себе под ноги. Не какой-нибудь утырок, который хочет поскорее отделаться от работы. Антиквар так и сказал – «утырок», не смутившись всех этих старинных картин и драгоценных предметов из орехового дерева и венецианского стекла.

– Вы знаете, где я могу его найти?

– Сейчас вряд ли: в это время его не бывает в городе. Но после обеда Джакомето должен доставить мне одну вещь.

– Где он живет?

Мужчина дал Стуки номер телефона и адрес: Каннареджо[61], улица Турлони, неподалеку от набережной Ормезини.

– Это за мостом Люстрафери? – спросил Стуки.

– Да, там, – кивнул антиквар, – но кто знает, бывает ли когда-нибудь этот Джакомето дома.

* * *

Шагая по набережной Ормезини, получившей свое название от персидских шелковых тканей из Ормуза, небольшого портового городка на юге Ирана, Стуки почувствовал в себе биение материнских генов. Инспектор остановился выпить пива, расположившись на деревянном стуле рядом с мутными водами канала. Стуки спросил у бармена о Джакомето, который жил в нескольких шагах отсюда. Несколько секунд бармен с каменным лицом наливал в бокал красный пенистый напиток. Потом он медленно переместил американскую жевательную резинку за правую щеку и поднял на Стуки глаза.

– Вы вернулись работать в Венецию? – узнал инспектора бармен.

– Всего лишь временное сотрудничество, назовем это так.

– Сколько времени прошло? Восемь? Девять лет? Вы уже комиссар?

– Инспектор. Скажите, вы знакомы с Джакомето?

– Все его зовут Медведем, инспектор. Разве вы его не помните? Тот, который каждый вечер ввязывался в драку.

– Медведь? Кажется, я что-то начинаю припоминать. А сейчас где я могу его найти?

– У него нет родственников. Один как перст.

– Он заходит сюда промочить горло?

– Каждый вечер.

– Тогда я его подожду.

– Принести закуску?

Инспектор Стуки зашел внутрь бара и сел за столик у окна с бокалом пива и тарелкой мясных фрикаделек. По набережной проходили пожилые венецианки с пустыми хозяйственными сумками и через некоторое время возвращались с полными. Работающие венецианцы спешили по своим делам, а отдыхающие счастливчики не спеша входили и выходили из баров. Затерявшись в своих каталогах человеческих существ, Стуки услышал, что его зовет бармен, произведя инспектора уже в комиссары. Со стороны моста, толкая перед собой тачку, показался тот, кого все называли Медведем. Бармен жестом указал на него инспектору.

– Так вот ты каков! – вполголоса проговорил полицейский, разглядывая сухую и мускулистую, как у албанского борца, фигуру мужчины.

– Приветствую! – поздоровался со всеми Джакомето.

– Я хочу тебя кое о чем спросить.

– Только быстро, – огрызнулся Медведь.

Лохматая голова, загоревшее, довольно рано постаревшее лицо. Обращали на себя внимание глаза: жестокие глаза ребенка, такие яркие и решительные, что Стуки с трудом выдержал взгляд.

– Я угощу тебя пивом. Кто хорошо пьет, тот хорошо спит, – попытался разрядить обстановку инспектор и ногой пододвинул к Джакомето плетеный стул.

Тот сел, сделав вид, что падает назад: стул опасно накренился, но в последний момент мужчина выправил его движением спины. Медведь заулыбался, и Стуки заметил, что у него не хватало нескольких зубов.

– Кто хорошо спит, плохого не думает.

– Я хотел спросить тебя о французе, – не стал ходить вокруг да около Стуки. – Покойном, – добавил он.

Джакомето ответил, что кое-что читал в газетах. Он залпом выпил свое пиво, не отводя от полицейского взгляда. Стуки показал Медведю фотографию.

– Жюппе, этот недотепа?

– Ты его хорошо знал?

Мужчина рыгнул, не утруждая себя ложной скромностью.

– У него здесь были дела.

– Какие дела?

– Бизнес.

– А ты откуда знаешь о бизнесе господина Жюппе?

– Ну ты даешь! Откуда-откуда. Я хожу на мягких лапках, а не лежу тюфяком на диване, как мертвец. Я все подмечаю и точно знаю, кто чем живет. На нашей улице Жюппе перепродавал…

– Антиквариат?

Медведь расхохотался и, словно актер на сцене, обернулся к посетителям бара и подмигнул.

– Антиквариат! Умора! – продолжал представляться Джакомето. – Дома. Недвижимость, – пояснил он, отсмеявшись, с еще блестящими от выступивших слез глазами. – А еще он пытался наложить лапу на магазины и важные реставрационные объекты.

– Торговец недвижимостью?

– Главный помощник. Понимаете, о чем я?

– Тот, кто искал подходящих клиентов?

– Точно! Как охотничья собака.

– А кто охотники?

– Важные люди.

– Например, банкир? Может быть, норвежский?

– Эскимосские, китайские, нефтяные и много еще какие.

– Ты и с ними тоже общался?

– Я хожу то здесь, то там и знаю много чего. Например, кто из какого дома собирается на днях отправится к праотцам.

– И они тебе платили за информацию.

– Так, давали иногда кое-что. Четыре сольдо.

«Как бы не так!» – подумал Стуки. Но кто его знает, возможно, Медведь занимался этим не только ради денег, а из-за своего рода мести за рано выпавшие зубы и кожу, высохшую от светящейся в его глазах ненависти. По этой причине мужчина накачивал свои мускулы. Стуки обратил внимание на татуировку, которая была у Джакомето на плече – немного выцветшая фигура Корто Мальтезе[62].

– Еще по одной? – спросил Медведь, гоняя по столу пустой стакан.

– Мне нет. Ты возьми себе еще пива, я заплачу.

* * *

Стуки шагал по набережной Каннареджо. Продавец газетного киоска у входа в Гетто[63], его доверенное лицо из былых времен, сидел в своей низкой и глубокой клетушке среди пачек газет и журналов, груды гаджетов и зонтов, подвешенных к потолку. В углу гудел огромный вентилятор, вращая свои гигантские, словно у вертолета, лопасти.

Продавец газет совсем не удивился, увидев Стуки. Все рано или поздно возвращаются в Венецию. Да, он хорошо помнил американца, которого нашли утонувшим возле моста Трех арок. Интурист проживал в скромной гостинице, находившейся неподалеку. На протяжении целого месяца газетчик видел его каждое утро прогуливающимся перед киоском: высокий, как гренадер, и довольно тупой.

– В каком смысле? – спросил Стуки.

– Из тех, которые постоянно оглядываются вокруг с потерянным взглядом. Мне запомнились его ступни – огромные, как две индейские пироги. Представьте, он приехал в Италию из Америки, чтобы поработать в Государственном архиве. Скорее всего, он был из тех, которые помешались на прошлом, знаете таких? Разные архивы для этих идиотов – рай на земле.

– Он нарушал общественный порядок? Может быть, возвращался в гостиницу пьяным? – спросил инспектор.

Киоскер ответил, что американец вел себя как самый обычный не совсем воспитанный турист, который литрами пьет пиво, а затем мочится у стены. Газетчик собственными глазами видел это однажды вечером, уже после закрытия киоска, там, внизу, – около Сакка-ди-Сан-Джироламо[64]. Знаете, наверное, этот парень так увлеченно работал целый день в архиве, что даже забывал сходить в туалет. Он носил очки, а если у кого слабое