Читать книгу - "Спиритический сеанс графини Ельской - Елизавета Вейс"

одна только рубаха, которая едва прикрывала голые, острые колени. К счастью, Марии не пришлось ломать голову над тем, куда подевались штаны призрака.

– Тяжкий груз – быть невежественным, щёлк-щёлк-щёлк. Видеть истинное творение часового искусства, но не понимать и не чувствовать. – Он обернулся к другим духам и злобно оскалился. – Ты такая же, как они.

Она прислушивалась к его торопливой речи, стараясь не выказывать беспокойства, которое с каждой секундой усиливалось из-за притихших и беспомощных призраков.

Опустив подбородки, трое жались друг к другу, пытались слиться со стенами, сделать что угодно, лишь бы избавиться от особого внимания Часовщика.

– На твоём месте, глупышка, я перестал бы трепыхаться. Зачем существовать, будучи оторванной от искусства?

На столе появились маленькие песочные часы в бронзовой резной оправе. Верхняя часть стеклянной колбы была заполнена серебристым песком, который напоминал пепельный свет полумесяца в ясную ночь.

– Но у них был выбор, будет и у тебя, щёлк-щёлк-щёлк. Одна загадка. Три минуты. Ответ верный – и ты свободна. Ошибёшься – навсегда останешься со мной. Это большая честь, щёлк-щёлк-щёлк, избавлять наш город от посредственных людей.

Часовщик взялся за песочные часы и уже был готов перевернуть их.

– Не спеши. – Приказной тон в её голосе остановил руку призрака. – Разве я уже не дала верный ответ? Тогда, в конторе нотариуса.

Глаз Часовщика прищурился: похоже, подобный поворот событий не входил в его планы. Его смятение было её шансом.

– У меня есть справедливое предложение. Три загадки – три пленника, – обозначила условия Мария.

Часовщик нервничал, не зная, как поступить. Он сопел, пожёвывал губу. Ковыряя под ногтем указательного пальца, придумывал отговорки, казавшиеся совершенно неубедительными.

– Нельзя, – кряхтел он.

– Отчего же?

– Не должно быть так, щёлк-щёлк-щёлк. Загадываю. Проигрываешь. Всё как он говорил.

«Не сам дошёл до загадок. Но кто? Кто направил?» – Мысленно задаваясь этими вопросами, она продолжала давить на его гордость, на жажду признания.

– Я всегда полагала, – Мария заговорила более ласково, сбивая его с толку, – что подлинное искусство не терпит правил. Такой творец, как ты, достоин только громких и драматичных побед, а не триумфа по чьей-то указке.

Его единственный глаз завращался по всему салону.

– Да будет так, щёлк-щёлк-щёлк, – объявил часовщик и взмахнул рукой.

Песчинка за песчинкой часы начали свой ход.

* * *

Всё тело графини покрылось испариной, однако она совсем не ощущала жара. В подушечки пальцев и вдоль всего позвоночника словно вонзили ледяные шипы: Мария не могла ни двинуться, ни расслабить кисти. Загадка была действительно трудной, из тех, для которых, кажется, подойдёт несколько ответов.

Но у Марии была надежда справиться, ведь в детстве она часто упражнялась в таких играх. Несмотря на репутацию особы легкомысленной, мать графини была страстной обожательницей словесных забав, шарад и ребусов.

После балов Анфиса Борисовна, прежде чем отправиться в постель, заглядывала в комнату дочери и с искрящейся радостью делилась с ней самыми интересными из тех, что ей удалось разгадать. И хоть сонная Мария не всё могла разобрать, её глаза слипались, а лицо болело из-за постоянных зеваний, она всегда старалась слушать до конца, ведь эта сторона матери была ей по-настоящему дорога.

«Когда меня слишком много, люди начинают скучать. Когда становится мало, они начинают бояться».

Богатство первым пришло на ум. Она знавала многих богачей, которые рано или поздно теряли вкус к жизни, поскольку могли купить всё: еду, красивые платья и мебель, даже людей. Что ж, быть состоятельным и в самом деле неплохо.

Мария сама всегда стремилась улучшить своё материальное положение. Без денег она чувствовала себя недостаточно умной, недостаточно полезной. В то же время за баснословными суммами она не гналась. Только бы обеспечить комфорт своей семье. И всё же интуиция подсказывала, что тяготеющий к искусству и всему высокому Часовщик имел в виду вовсе не это.

Шла ли речь об эмоции? Веселье? Радости? Быть может, о свете? Когда день слишком долог, начинаешь ждать наступления вечера. С ним приходят балы, душевные разговоры и вместе с тем темнота, которая пугает многих. Ведь не зная, что прячется во мраке, начинаешь додумывать.

Как можно тише Мария выдохнула сквозь стиснутые зубы. Даже когда графиня разговаривала с одним духом, к ней подступала ужаснейшая мигрень. Теперь их четверо. Она была истощена и разбита, но запрещала себе концентрироваться на боли.

Песок из верхней части часов стремительно исчезал. На долю секунды графине показалось, что он ссыпался неестественно быстро. Каким бы великим мастером этот человек ни был в прошлом, духом он стал нечестным. И чем пристальнее она следила за песчинками, тем сильнее убеждалась, что он в самом деле крал её время на раздумья.

Мария облизнула кончиком языка пересохшие губы.

«Тянуть дольше нельзя. У меня осталось слишком мало секунд в запасе». Она вдруг ахнула про себя.

– Время! – громко и отчётливо произнесла графиня.

Часовщик икнул и уставился на неё с изумлением.

– Мы мучаемся, если его становится слишком много, – уверенно продолжала она, – потому что не знаем, чем его заполнить. И безусловно, любого страшит, что его время подходит к концу.

– Правильно, щёлк-щёлк-щёлк…

В который раз Мария стала украдкой изучать духа. Внезапно она заметила то, что почему-то доселе обходило её внимание стороной. На костлявых узеньких запястьях было что-то нанесено. Какие-то пятна? Или символы?

– Уговор дороже всего, щёлк-щёлк-щёлк, – вымолвил он странным голосом.

За спиной Часовщика появилось мерцание. Мария вытянула шею и увидела, что с Женевьевой начали происходить уже знакомые графине изменения. Её тело тускнело, становилось всё более прозрачным.

Она свободна. Ничто больше не тревожило её и никто не мешал уйти.

Они ничего не сказали друг другу на прощание, но Мария и без слов чувствовала признательность актрисы.

– Следующая! Следующая загадка, щёлк-щёлк-щёлк!

Графиня хмыкнула. Короткой передышки давать ей не собирались.

Тем временем ломота в руках и ногах только усиливалась. Но собственные неудобства доставляли меньше проблем, чем вызывающее поведение Часовщика.

Произнеся вторую загадку, призрак ни на мгновение не прекращал цокать языком, дёргать ногами в такт своей же свистящей мелодии и пугать остальных духов тем, что песка оставалось всё меньше. Мария понимала, чего он добивается, и направляла все силы на решение нового задания.

«Ты не можешь потрогать или попробовать меня на вкус.

Меня не видно, и всё же я есть. Назови меня по имени, и я исчезну».

Как и прежде, текст загадки явно относился не к чему-то осязаемому. Марии казалось, что она знала, к чему именно, но ответ словно вилял и вилял перед ней хвостом, никак не замирая.

Шум досаждал всё сильнее. Слух вдруг