Читать книгу - "Розы для киллера - Наталья Александрова"

История про Маргариту мне понравилась, однако надо будет ещенад этим подумать, не все так просто. Одно только меня занимало: как НинаИвановна сумела договориться с Ромуальдом, чтобы он так вовремя запросился напрогулку?

Я думала, что Володя проводит меня до парадной, но онподнялся за мной в квартиру. Лизавета укладывала ребенка спать, зять в коридорепытался по телефону писать отчет по лабораторной работе, обстановка для приемагостей была не самая подходящая, но Володя не уходил. Он топтался в прихожей ивздыхал, пришлось провести его в комнату.

— Ну что, — выдавил он из себя, — обсудили стещей мою семейную жизнь?

— Она сама начала, — смутилась я, — яспециально не расспрашивала.

— Знаю, — вздохнул он, — это она из лучшихпобуждений, хочет мою личную жизнь устроить, виноватой себя чувствует из-зажены.

Он так и сказал — жены, не бывшей жены, а, так сказать,существующей. Все ясно — страдает от ревности и оскорбленного самолюбия, неможет ее забыть. Но при чем здесь я? Он поймал мой выразительный взгляд,устремленный на компьютер, действительно, мне бы надо еще сегодня поработать, иподнялся.

— Я пойду, — на лице его отражаласьнеуверенность, — но мне не хочется от тебя уходить.

Мне уже начинало все надоедать, поэтому я потихоньку теснилаего к двери, не забывая придавать лицу вежливо-доброжелательное выражение.

— Мы еще увидимся, дорогой, обязательно.

Он уперся спиной в закрытую дверь, взял меня за руки,положил их к себе на плечи, потом крепко меня обнял и поцеловал.

Что ж, все мои домыслы относительно сексуальных меньшинствможно спокойно отбросить. Поцелуй был достаточно страстным и абсолютно мужским,хотя немного странным. Но во мне он пробудил только одно чувство: я дико разозлилась.Очевидно, все же у Владимира Ивановича не все в порядке с психикой, потому что,когда мы были у него дома в тишине и покое, он от меня шарахался. А здесь,когда за дверью в два голоса орут зять и младенец, он вдруг лезет целоваться!Пока я размышляла, как мне реагировать, этот ненормальный отпустил меня,опрометью бросился в прихожую, схватил свою одежду и ушел, не сказав ни словапопавшейся ему навстречу Лизавете. Лизка выразительно на меня посмотрела ипокрутила пальцем у виска. Я только махнула рукой.

Уже лежа в постели, я поняла, почему его поцелуй показалсямне несколько странным — все дело было в бороде.

***

Через два дня они с Ромуальдом встретили меня после работы.

— Привет, — обрадовалась я, — а ты что такойгрустный, неприятности?

— Ага, — кивнул он, — и у меня тоже.

— А у кого еще?

— У Аделаиды, ее убили.

Я посмотрела на него внимательно и увидела, что он не шутит.После моих наводящих вопросов он рассказал, что Аделаиду убили позавчера, когдамы с ним были в гостях у Нины Ивановны, зарезали ножом и вроде бы ограбили.

В ответ на мой вопрос, почему же он так расстраивается, ведьон сам говорил, что Аделаиду терпеть не мог, и не он один, Володя показал мнеповестку к следователю.

— Почему тебя вызывают?

Он пожал плечами и ушел, предупредив, чтобы я, если встречуего тещу, ничего ей не говорила.

***

Владимир Иванович зашел в кабинет. Кабинет был довольнопросторным, но, на взгляд художника, совершенно безликим, он не носил на себеотпечаток личности своего хозяина, вернее — хозяйки. Следователь былапредставительная дама в районе пятидесяти. Может, и больше, Пятаков никогда неумел правильно определять возраст женщин.

Анна Николаевна Громова оторвалась от бумаг и посмотрела навошедшего поверх очков.

— Пятаков Владимир Иванович?

— Совершенно верно. А мне как вас прикажете называть?Товарищ следователь? Или теперь положено — господин следователь?

Громова поморщилась:

— Называйте меня Анна Николаевна. И прошу вас серьезноотнестись к нашему разговору. В конце концов, убита ваша знакомая, и такой тон,который вы избрали, кажется мне неуместным.

— Простите, — смутился Пятаков, — я впервые уследователя, нервничаю очень.

— Ничего страшного. Давайте перейдем к делу. Присядьте,пожалуйста, потому что разговор у нас будет долгим, и смотреть на вас снизу вверхмне неудобно.

Пятаков сел на жесткий стул. Он действительно чувствовалсебя не в своей тарелке, и с каждой минутой его нервозность только усиливалась.

— Итак, расскажите мне, пожалуйста, как давно вы былизнакомы с покойной Аделаидой Самсоновной Верченых и каковы были ваши отношения.

— Сейчас… дайте подумать. Она появилась в Питере, тоесть тогда еще в Ленинграде, году в восемьдесят шестом или восемьдесят седьмом.Приехала она из Самары. Опять-таки, это теперь она — Самара, а тогда это былКуйбышев. Сначала Аделаиду никто особенно не заметил, но очень скоро ее хваткапроявилась в полной мере. Вдруг ни с того ни с сего устраивают ее персональнуювыставку в Голубой гостиной…

— Что это за гостиная такая? — прервала художникаАнна Николаевна.

— Голубая гостиная? — Пятаков так посмотрел насобеседницу, как будто она спросила его, куда впадает Волга. — Голубаягостиная ЛОСХа… то есть, я хочу сказать, Союза художников. Это выставочный залв помещении Союза художников на Большой Морской. Там все время проводятсявыставки, то коллективные, то персональные.

— Так почему же вы удивляетесь, что там устроиливыставку Верченых?

— Как вы не понимаете? — чуть не закричал ВладимирИванович. — Выставки в Голубой гостиной заслуженные члены Союза дожидалисьтогда многие годы, и то, как правило, выставлялись в коллективе, а тутприезжает какая-то мымра из провинции, еще и в Союз-то не вступила, и вдруг —на тебе, персональная выставка, и на открытии присутствует Свинкина из отделакультуры обкома партии! И Свинкина с Аделаидой чуть не целуется на глазах увсего вернисажа. Тут все всё поняли — с Аделаидой надо держаться осторожно —как с противопехотной миной. То ли у нее были какие-то крутые обкомовскиесвязи, то ли она негласно служила в органах, то ли просто у нее был талантнаходить себе подруг среди влиятельных дам, короче, сразу после этой выставкиее принимают в Союз художников, и она двигается вперед как бульдозер, толькоуспевай отскакивать.

Пятаков остановился на минуту перевести дух.

«Что я делаю? — пронеслось у него в мозгу. — Зачемя болтаю столько лишнего? Эта тетка-следователь так на меня влияет — смотритсквозь очки и молчит, на нервы действует».

— И дальше? — произнесла Громова.

И дальше престижные выставки и выгодные заказы сыплются наАделаиду как из рога изобилия. Тут приходят новые времена, обком утрачиваетсвое руководящее значение, но Свинкина оказывается во главе крупногохудожественного издательства — причем, по слухам, коллектив ее сам выбрал насвою голову, — а наша Аделаида тут же становится владелицей престижнейшеговыставочного зала и художественного салона на Невском. Теперь каждый художник,который хочет хорошо продать свою работу, должен бежать к ней на поклон. Видители, у «новых русских» стало престижным покупать картины только через АделаидуСамсоновну…