Читать книгу - "Вход в лабиринт - Андрей Молчанов"

Всхлипывающий Дима, сидя на стульчике на веранде, размахивал руками, повествуя о своих злоключениях участливо внимающему прокурору и ошарашенно осматривался по сторонам, как ослепленный прожекторами филин.

А мною владела озлобленная досада. Я понимал, что разрушил комбинацию Тарасова, и в какой-то момент мог быть без трепета приплюсован им к тем двум покойникам на втором этаже. Что это за сумка, спешно брошенная им в кусты? Неужели он спер наркотики? Неужели это входило в его план? Но, если так, сумка сейчас же приобщится к делу, я не наркоделец и не пособник таковым. Кстати, следов наркотиков в доме покуда не обнаружено, а в привезенных баулах находились гранатометы. Так о каком же «Герыче» тогда шла речь?

– Вьетнамца нашего только что приняли, – выплыл из темноты голос Акимова. – Тебя вызывают в управу.

Рядом словно материализовался Тарасов:

– Вот и хорошо. А мы тут все сами докрутим, – и многозначительно подмигнув, добавил с заботой в голосе: – Руки не обдери, когда на забор полезешь, перчатки надень…

– И куда-нибудь… в нейтральное место… – неожиданно поддакнул Акимов.

Я хмуро опустил подбородок в согласии, которого и не требовалось. Значит, эта парочка уже обо всем договорилась. Братья-разбойнички. Хитроумные, цепкие и беспощадные. Неровня мне, кто сейчас обмирал, трусил и дурными предчувствиями угнетался. Недаром они всякий раз с успехом внедрялись в самые суровые группировки. И бандиты почитали их за себе подобных и по ухваткам, и по характеру, и по тысяче признаков, адекватных их сигнальной системе.

Недавно, когда брали группу торговцев оружием, уловив лишь первое движение выскочивших из машин спецназовцев, Акимов, не раздумывая, пальнул из автомата в ляжку продавца стволов, хотя зачем – непонятно. Ни малейшей угрозы не было, торговцы стояли словно замороженные – руби их, как ватные куклы, а он все же пальнул. Полагаю, из удовольствия. Объяснил и отписался просто: показалось, задержанный потянулся к поясу, где могло быть оружие… А на мой вопрос о дурной жестокости выстрела пожал плечами, отсмеялся: дескать, прокурор у нас свой, начальство такую лихость и твердость одобряет, посему – отчего не покуражиться?

Я никогда не задавался вопросом, кто и по какой причине идет работать в милицию. Так все-таки – за чем? За властью? За деньгами? За стабильным положением государственного служащего? За приключениями и романтикой? Как я уже уяснил, романтики в милиции долго не держатся. Что касается меня, то я угодил в нее по недоразумению. Наверное, основополагающий фактор – комплекс неполноценности, выраженный явно или тайно. И недаром основоположник нашей карательной машины Дзержинский говорил: в ГПУ идут служить либо святые, либо мерзавцы.

А потому в органы, полагаю, надо отбирать тех людей, кто никогда в них не устремлялся. За исключением жулья, разумеется.

Братцы по крови проводили меня до калитки, где, неожиданно скучившись, тепло, с имитацией полуобъятий, со мной попрощались, неуловимыми движениями сунув мне за ремень, под фалды пиджака, два увесистых ствола, воровато конфискованных конечно же из бандитского арсенала. Камеры наблюдения еще работали, и постановка подобной мизансцены была продумана их циничными умами привычно и непринужденно. Тарасов пояснил доверительно:

– Один – тебе. Подарок. «Беретта», – и, прежде чем я рот успел раскрыть, сделал легкий, балетный отступ назад, обернулся словно на смазанной оси и пошел обратно, канув в милицейскую суету, где уже растворился Акимов – бесшабашная забубенная голова, привычно готовый отвираться перед прокурорской законоутверждающей въедливостью.

Пропетляв на машине по узким дорожкам поселка, я подъехал к тылу особняка. Кое-как перебравшись через забор, согбенно полез в кусты, на ощупь отыскав застрявшую в их ветвях сумку. Открыл ее. Доллары.

Так! Начало новой авантюры. И как быть? Явить собою олицетворение принципиальности, приобщив сумку с наличными к вещдокам? Но какой стороной обернется ко мне принципиальность подельников? Я поневоле припомнил устои прииска и тех криминальных компаний, с которыми капризами судьбы был косвенно связан. Одно и то же… Вот ведь: от волка пятился – на медведя напоролся!

И в следующий миг угрюмо осознал, что прежние мои симпатии и к Тарасову, и к Акимову безнадежно улетучились. Грустно.

По дороге в управление заехал сначала домой, где взял ключи от гаража моего покойного папы, в который не заглядывал уже пару лет. Гараж был капитальный, бетонный, с воротами, оснащенными двумя сейфовыми замками, и находился на охраняемой территории в полосе отчуждения Казанской железной дороги.

Закинув сумку на стеллаж, прикрыл ее пыльным брезентом и забросал старыми покрышками. Далее порулил в контору.

Щурясь от летевшего в глаза света встречных фар, я без энтузиазма раздумывал о последующих разборках в отношении этих денег, канувших в неизвестность после нашего налета на представителей агрессивной чеченской общины. Судя по весу, долларов в сумке было не менее двух миллионов. Благодаря своей службе я теперь знал выражение подобных сумм в килограммах, и ввести меня в заблуждение было сложно. Однако за эти ценные килограммы можно было получить по бартеру в лоб девять граммов неблагородного тяжелого металла.

Волшебная защита милицейских погон в данном случае не работала: воры, укравшие у воров, беззаконны. И на что рассчитывали мои соратнички, я не понимал. Лично я рассчитывал исключительно на их витиеватую находчивость, многообразный опыт и способность любое дело вывернуть себе во благо. Как, впрочем, и во вред ближнему одновременно.

С другой стороны, пропавший после милицейского налета воровской общак, хранимый авторитетным жуликом Пашей Цирулем, так и не был найден, несмотря на бесчисленные претензии и разборки. Менты валили на дружков Паши, те – на ментов. А может, в этом недоразумении существовал и альянс интересов. Так или иначе, дело заглохло. Правда, под кучей трупов. Бандиты в поисках истины постреляли и порезали друг друга, как скот на бойне. Только кто им указывал направление поисков? Слишком уж планомерны и целенаправленны они были… А Паша, помещенный после налета в Лефортовскую тюрьму, быстренько там и скончался. Как, кстати, и большинство попадавших в нее авторитетов. Очень опасна тюрьма госбезопасности, и немногие из бандитов покидали ее престижные стены и застенки.

В итоге же истина, как ей и положено, осталась тайной.

Однако наше мошенничество откровенно сопрягалось с убийством, и тут вырисовывались вопросы, чьи крюки были способны вздернуть нас под ребра, например: законов кровной мести среди родственников покойных никто не отменял…

В ночном управлении меня встретил мой опер Корнеев. Доложил:

– Прибыл из Ташкента наш убивец, свинтили его, но там еще пятеро косоглазых летело, я распорядился всех до кучи притормозить. Словом, у кого особая примета «вьетнамец».

– И где они?

– Пятеро в клетке во дворе, наш – в кабинете, вас дожидаемся…

– По-русски говорит?