Читать книгу - "Вход в лабиринт - Андрей Молчанов"

Вид у ходатая был бюджетный, призывающий к сочувствию. Костюм с Черкизовского рынка, турецкий галстук, ботинки, деформированные артритом стоп, дизайна старомодного, в каких уже лет пять не хоронят.

Гаденыш передо мной, видимо, был опытный, но его подводили вкусовые внешние детали, отсталость от времени, что, впрочем, было не виной нанятого лицедея, а оплошностью его распорядителей. Из каких агентурных запасников извлекли этого дрессированного уродца? И какой небрежный режиссер втолковывал ему роль? Я бы и без упреждений Юрки насторожился и слова единого в масть не уронил без контрольного звонка ходатаю за такого персонажа. Зря волновался за меня мой двойник с нынешней фамилией Кларк, многому меня научили милицейские университеты.

Да, другим я стал… Совершенно другим! Впрочем, суть изначальную не поменял, но доспехов и лат защитных на нее облачил, как шелуху многослойную на беззащитную луковичную мякоть.

– Мы с лицом, так сказать, обоюдно нас рекомендовавшим, сокурсники, – доверительно глаголил агент врага, подсовывая мне меню в засаленном дерматиновом переплете. – Вы угощайтесь, стеснений тут никаких, насчет счета не обременяйтесь.

– Я на китайской диете, – сказал я. – Болею желудком, ем только змей.

– Вы шутите…

– Серьезно. Кобра в томатном соусе. Не пробовали?

– Какая гадость…

– Мне их возят замороженными из Юго-Восточной Азии. Но от чая не откажусь. Давайте ближе к телу, как говорят гробовщики расстроенным родственникам…

– В общем, у меня магазин. Вернее, сеть торговых точек, – продолжил искуситель, умишком своим пакостным подвизая доверительную интонацию к выверенному слову и качая слово на струнах интонации. – Впрягся когда-то в геморрой бизнеса, угораздило. Да что теперь говорить… Короче. На один мой распределитель наехали ваши бойцы. С шашками наголо. Хотелось бы договориться…

– Насчет чего?

– А то вам неясно… Вот адрес, – он положил передо мной бумажку. – Но это так, до кучи, – продолжил внушительным тоном. – Хотелось бы постоянной опеки, а то донимают бесстыдно… Необходимо опереться на порядочного человека.

– Который всех по порядку? – откровенно веселился я.

– С моей стороны порядок гарантирую, – строго поджал он губы, веселость мою во внимание не принимая. – Пять тысяч долларов в месяц устроит? Я говорю прямо – я человек открытый и искренний, от чего, не скрою, приходится постоянно страдать. Все время нарываюсь на подлецов с гнилыми макаронами в голове вместо идей и участия… Мне тут пытались содействовать некоторые, и что? Одно откровенное вымогательство без результата и поддержки даже в общих чертах. В общем, дошел до края. Но наконец вспомнил про связь с основательным человеком, позвонил ему и вот теперь – перед вами. Всецело надеюсь. Сумма устраивает?

Я мигнул левым глазом одобрительно, и в тот же момент из-за пазухи пиджака собеседника был молниеносным движением выхвачен голубой, как птица счастья, пухлый конверт, шмякнувшийся с решительной обреченностью в лоно пустой ресторанной тарелки.

– И что это такое? – удивленно вздернул я бровь.

– Аванс! Вообще… за текущий месяц…

– То есть взятка должностному лицу?

– Ну, типа…

Я поднял руку вверх и щелкнул пальцами.

Далее началась великолепно знакомая мне кутерьма с ринувшимися к нашему столику операми из собственной безопасности, водворению конверта со мздой в пластиковый пакет, ошарашенные выкрики задержанного взяткодателя, чей смысл заключался в идее, будто он свой, здесь по заданию, а взят по недоразумению, отчужденные спины чекистов, горбато склонившихся над пивными кружками и смакующих хинный вкус поражения; наконец, усталое и разбитое возвращение домой, сулящее краткий отдых перед очередным неспокойствием грядущего дня.

И чего ради я вляпался в эту гонку, сулящую гибель при любой неуклюжести движения и слова?

Но что у меня есть кроме нее? Деньги? Теперь – да. Но они начинают кончаться, когда кончают начинаться. Оля? Но ведь ей нужен я такой, каков есть сейчас. В образе бравого борца с бандитами. А обыватель без определенных занятий, как бы она сама ни убеждала себя в его неповторимости и единственности, быстро ей опостылет. Я чувствую это, и это – правда. Ей нужен сильный партнер, а не приживатель. Да я и не сподоблюсь на таковую роль. Поэтому придется играть свою, навязанную судьбой. До неизвестного и, возможно, безрадостного итога.

А что делать?

Мы столкнулись с ней у лифта. Оглянувшись на охранника, сидевшего за стойкой, чмокнули друг друга в щеки.

– И что же у тебя был за спектакль? – спросила она, когда створки кабины захлопнулись.

– Недруги хотели меня приморить на взятке, – сказал я. – Но все обошлось. Их агент кусает локти в камере, а мы с тобой едем домой.

– Слушай, – наморщила она носик деловито, – бросай-ка ты эту милицейскую бодягу к чертовой матери, а? Займись чем-то другим! Я же вижу, что тебя все это ломает, калечит, да ты вообще не из породы сыскных псов, извини, конечно, за такое определение…

– Милая, – сказал я на тяжелом выдохе, – ты все говоришь правильно. Но теперь подумай всерьез: куда мне деваться? Лечь на диван с сигаретой и рюмкой, гордиться, что моя жена – знаменитая актриса, и смотреть в окно на смену времен года?

– Размечтался, – усмехнулась она. – Нет, такую пьесу мы играть не будем. Ибо, дорогой, грядут перемены, и в нашей покуда куцей семейке скоро прибавится дел. И насчет сигарет и рюмок можешь забыть. Поздравь меня – я беременна. Что скажешь?

Мы играем с жизнью в шашки. Она с нами – в шахматы.

Меня просто опалило каким-то невероятным, божественным счастьем. Я замер, очарованный тем новым, покуда неясным, но светлым горизонтом жизни, распахнутым передо мною высшими неведомыми силами, трепетно опекавшими меня с недавней поры, и чье заботливое незримое присутствие я ощущал каждодневно.

Двери лифта раскрылись.

– Приехали, – сказала она. – Выходи, или тебе помочь? По-моему, ты убит этой новостью… – в голосе ее мелькнула настороженность.

– Мне так хорошо… Аж плохо, – пробормотал я. – Ах, Олечка! Счастье ты мое ненаглядное…

Мы стояли, обнявшись, у двери квартиры, и через ошеломляющую, окрыляющую радость я вдруг трезво и опустошенно, будто пронзенный подлой ядовитой стрелой, осознал, что запутался в силках своего нового бытия окончательно, и нет теперь никакого хода назад, и роль моя бесконечна, и кошмар ее беспределен, а провалить ее я не могу уже по определению, ибо тогда провалюсь сам. И не в яму, а в пропасть. А потому – помоги мне, Боже, вынести твое испытание, времени исполнения которого не видно конца…