Читать книгу - "Искатель, 2002 №8 - Анатолий Ковалев"

class="p1">А мне, в общем-то, это и не очень важно — знать, где я. Ясно одно — мы падаем в Вечность. И я упаду туда гораздо раньше, чем наш изувеченный корабль. Я задержался здесь. Несправедливо задержался. Сейчас допишу это, а потом подумаю: отстрелить себе башку из газового пистолета или просто открыть скафандр? Серьезный выбор. Все это (другими словами и за исключением последней мысли, разумеется) я старательно, официальным мужественным тоном наговорил в бортовой журнал. Надеюсь, что те, кто будут слушать последнюю весть с «Ориона», не найдут в моем голосе дрожи и отчаяния… Хотя, о чем это я? Кто услышит эту запись?! Но так было положено по Уставу — сделать ее, и я сделал. А теперь и дневник свой почти закончил. Надо только сказать правду, отбросив мужественный тон — я сижу и плачу. Слезы текут под шлемом, и я не в силах не только остановить их, но и вытереть лицо.

Я не оплакиваю свою судьбу. Нет. Но горько за своих друзей. За свои мечты. Мы просто прикоснулись к Вечности. Как мы стремились сюда, как надеялись, верили, что для Человечества наступает новая эра. И как быстро все закончилось. Мотылек на огонь… Так бы, наверное, плакал ребенок, у которого отняли любимую игрушку — от несправедливости. Я жалею своих друзей, а ведь их смерть по сравнению с моей была легкой, я не пожелал бы им оказаться на моем месте. Перед ними не стоял этот нелегкий выбор.

Пистолет или скафандр, скафандр или пистолет? Боже, как болит голова. Апатия… Или агония души? Почему-то тянет в сон, словно не хватает кислорода. Хорошо бы просто лечь и заснуть. И чтобы все на этом закончилось. Да еще дурацкие звезды мечутся как угорелые… Совершенно не могу думать. В голове одна четкая мысль — нельзя умирать, когда болит голова и хочется спать. Я очень устал. Пожалуй, я все же залезу в «Квант» — там можно снять скафандр. Попробую уснуть. А заодно подумаю — как лучше? Но до какой степени сводит с ума эта бешеная кутерьма звезд!

* * *

Странно, но я пишу вторую страницу своего дневника. Только что проснулся, одел скафандр и опять забрался в рубку (буду по-прежнему называть этот дуршлаг рубкой). Писать в скафандре не очень удобно, но меня почему-то тянет сюда, а здесь без скафандра нельзя. Наверное, это память — на нашем корабле не было кают-компании в привычном понимании этого слова. Уж если мы где и собирались все вместе, так это здесь. Только звезды стояли на своих местах, а не скакали, как сумасшедшие. Мне это надоело. Всю жизнь я куда-то мчался, опаздывал, всегда не хватало времени, кругом была суета. И вот теперь я остановился на пороге иного Бытия, и некуда спешить, и есть время на все — но нет спокойствия: надо как-то прибить звезды на свои места. Гвоздями, что ли? Или корабль приклеить к… к чему? Подумать я успею позже, а сейчас попробую выйти из корабля и что-нибудь сделать с упрямым пейзажем.

* * *

Вечер того же «дня»

Да, вот теперь у меня остался только один способ покончить с собой — открыть скафандр (даже думать уже не надо, выбор сделала жизнь). Возможно, смерть моя будет легкой, но уж больно отвратительные картины рисуются мне в воображении. Хотя представить себе, каково это, отстрелить себе голову из газового пистолета, ничуть не легче…

Я уже избавлен от «русской рулетки» — для того, чтобы прекратить «кувыркание» корабля пришлось использовать заряды всех моих пистолетов. Энергии даже отчасти не хватило на остановку вращения корабля вокруг своей оси. Теперь у меня есть условный курс — это туда, куда направлен нос корабля. Относительно этой оси корабль медленно поворачивается, поэтому звезды так же медленно всходят и заходят. Надо будет рассчитать длину своего нового дня и мерить все собственными «звездными» сутками. Только вот как их делить на день и ночь?

А пока сижу на краю выходного люка корабля, свесив ноги в пустоту, и пишу. Зверски устал. Несколько раз, пока гасил вращение, чуть не снесло в сторону от корабля. Мне этого почему-то не хотелось. Это удивило меня, и я задумался — почему? Такая смерть вызвала протест — хочу сам решить и сам осознанно сделать этот шаг, а не случайно.

А все-таки приятно посидеть, свесив ноги в бездну. В этом есть что-то запредельное, не для нормального человека. Очень таинственное, может быть, демоническое. Я словно постепенно приобщаюсь к чему-то глубоко истинному и важному, от чего раньше был всего в одном шаге. Я замер, пораженный этим «чем-то». Но пока еще не отгадал его. Не ухватил. Я делаю этот шаг. Все прошлое уже за чертой. В той жизни я не успел по-настоящему ничего сделать, даже полюбить толком. Та жизнь и моя, и уже не моя — она словно была во сне. Как я — я еще жив, но уже будто бы и нет. После того как взорвался наш корабль, и бортовой «мозг» перестал отвечать на радиовызовы, мы стали первым номером во всех сводках новостей. А теперь нас, конечно, уже похоронили. Обо мне уже никто не помнит, кроме бесстрастных компьютеров, хранящих в памяти информацию об исчезнувшем корабле «Орион». Может быть, когда-нибудь, когда эти железные лоханки развалятся от старости, на Земле вообще не останется памяти о нас. Страшно. Я мнимая величина в действительном мире. Я — отражение в зеркале, отражение еще осталось, а оригинал уже разбился. Меня нет, я живой мертвец на борту «Летучего Голландца»…

* * *

Третий день

«Видно так нам светят наши звезды».

Чья это фраза? Никак не могу вспомнить, где я слышал ее когда-то ТАМ. Она мучает меня сегодня весь день. С ней связано что-то очень важное для меня.

Занимался тем, что проверял — что и как разнес маленький кусочек камня, запорхнувший к нам «на огонек». Многие переборки напоминают деревянную стену, разнесенную вдребезги очередями из крупнокалиберного пулемета. Интересно, почему так, если метеорит был один. Похоже, он врезался, а дальше пошел лавинообразный процесс нарастания массы обломков? Пожалуй, надо исследовать это явление, хотя, по существу, лучше бы его исследовали эксперты с Земли. Может, кому-то потом, в следующий раз, это помогло бы уцелеть.

А самое смешное, сколько раз в детстве читал фантастические рассказы, так там всегда — авария, а люди остались живы, и нет еды или кислорода. А у меня все наоборот — и система регенерации