Читать книгу - "Роковое решение - Анна Васильевна Дубчак"

упомянула о Павле, надеясь, что подруга нормально воспримет известие об измене, по-женски поймет ее и оправдает. Ан нет, Тоню зацепила эта история, причем сильно. Тоня не Наташа, которая постоянно провоцировала Женю, подталкивая к Журавлеву, мол, ну и что, что ты замужем, бери от жизни все, оставайся с Борисом, но и Павла не отпускай. Наташа… Она, дьяволица, хотела расстроить ее брак с Борисом, это точно. Может, была влюблена в Бориса или просто завидовала Жене, ее браку. Но скорее всего, ни то ни другое, она просто развлекалась, играла людьми, сталкивая их друг с другом и наблюдая за тем, что из этого выйдет. Да, она такая, эта Наташа…

Женя вдруг вспомнила, как подставила ее Наташа во время расследования, как гадко повела себя, разрушив ее план, все испортила![1] И терпеливая Женя не выдержала, поссорилась с ней, оставив на дороге, и долгое время не могла прийти в себя, не могла понять, что побудило Наташу, ее подругу, ставшую к тому времени уже и родственницей, выйдя замуж за Петра, поступить с ней так подло. И вывод, который Женя сделала, удивил и ее саму: получалось, что Наташа просто развлекалась. Сделала это с легкостью, как с легкостью бросила и влюбленного в нее Петра, оставила малышку-дочку и даже не вспоминала о ней.

– Да она сумасшедшая… – Женя, оказывается, произнесла это вслух.

– Так вот смотри, чтобы и ты не уподобилась ей! Женя, я понимаю, Журавлев, может, и красивый мужчина, и он нравится тебе, но…

И Тоня не смогла найти подходящих слов. Не закончила предложение. Фраза повисла в воздухе, но Женя и без того все поняла. Конечно, все правильно. Тоня права. Да и много ли счастья принесли Жене встречи с Павлом? Она всегда была напряжена и каждый раз чувствовала, что поступает дурно. И лишь в редкие мгновенья низкого чувства мести в моменты, когда муж бывал груб с ней, ей помогало сознание измены. Вот только злость на мужа проходила, а злость на себя – нет. И все это замешивалось круче и круче, а ее примитивные фантазии на тему совместного проживания с Журавлевым становились все больше черно-белыми, блеклыми и безрадостными, и тогда ей хотелось вмиг разорвать с ним и даже попросить Реброва сделать все возможное, чтобы Павел перевелся в другое место, чтобы не маячил у нее перед глазами, когда ей в очередной раз предложат поучаствовать в расследовании. Но всякий раз возникающий перед ней Павел делал ее слабой, и ей хотелось быть рядом с ним, хотелось, чтобы он снова заговорил с ней о любви, чтобы обнял ее и поцеловал. И чтобы вся эта радость и наслаждение оставались как бы в одном измерении ее жизни, а жизнь с Борисом – в другом, и чтобы эти измерения не пересекались, чтобы шли параллельно, делая ее вдвойне счастливой. Ведь и с Борисом она провела немало счастливых часов…

– Ладно, Женечка, ты извини меня. Что-то я наехала на тебя. Прости. Но ты знаешь меня, я такой человек – всегда говорю все в лицо. Причем, заметь, я долго молчала на эту тему.

– Так и я тебе ничего не рассказывала, – снова залилась краской Женя.

– Рассказывала. Ты просто забыла. Вот когда у вас с Журавлевым все закрутилось, когда вы поцеловались в парке…

Женя этого не помнила. Получается, что она была в то время не в себе? Влюблена, растревожена? Позвонила подруге, выплеснула все свои чувства, рассказала о Журавлеве и тут же все забыла?

– Ладно. Это твоя жизнь, Женька. И ты сама должна все не только прочувствовать, но и призадуматься. Как тебе лучше? Что ты хочешь? Но мне со стороны тоже видно кое-что…

– И что же ты видишь со стороны? – надулась Женя. – Что?

– Что тебе повезло с Борисом. И будет жаль, если ты сама, своими руками все разрушишь. Сделаешь несчастными всех вокруг себя. Даже меня.

– Но ты-то тут при чем?

– При том, что когда ты расстанешься, не дай бог, с мужем, то сразу же и пожалеешь, и твои глаза сами расскажут мне всю твою тоску… Поняла? Ладно, еще раз прости за откровенность. Давай еще выпьем вина…

– Тоня, я, конечно, эгоистка. Все о себе да о себе. Ты-то как живешь?

Антонина улыбнулась.

– Хорошо. Дети растут. Дом вот купили, никак не нарадуемся. Мама стала чаще бывать, места-то у нас теперь много, у нее своя комната. Она так помогает мне, дети под присмотром. Понимаю, сейчас, может, и некстати так говорить, но я давно уже хотела позвонить тебе и предложить свою помощь в каком-нибудь интересном расследовании. Мама меня отпустит. Можешь не сомневаться. Но теперь, вижу, обстоятельства изменились, и неизвестно, когда ты вернешься к прежней жизни, к Реброву с его задачками.

– Говорю же – запуталась, – проговорила, тяжко вздыхая, Женя. – Может, именно сейчас, когда я оторвалась от Бориса, мне было бы полезно отвлечься на какое-нибудь расследование. Но где сейчас я, а где Ребров. Да и Миша со мной.

– Да уж… – Тоня на этот раз не поддержала Женю. Оно и понятно, Миша еще совсем маленький, ему нет и двух лет. Не вызывать же няню сюда. Хотя…

– Знаешь что? Ты позвони Реброву, поговори с ним. Объясни ситуацию, так и скажи прямо, что у тебя сейчас сложный период и что тебе полезно было бы отвлечься. Может, у него есть для тебя поручения. А Миша… Во-первых, есть моя мама, которая прекрасно справится с ним. А во-вторых, ты можешь попросить свою няню приехать к нам и побыть с ним. Так будет даже лучше, он уже привык к ней. Но судя по тому, в каком ты сейчас находишься состоянии, тебе на самом деле надо что-то делать, а не сидеть на одном месте и киснуть.

Огонь в камине согревал не только застекленную беседку, но и саму Женю, даже не физически, а душевно. Словно слова, произнесенные Тоней и прогретые огнем, успокаивали, убаюкивали.

«Как же хорошо, что ты, Тонечка, у меня есть», – подумала она.

Они выпили еще вина и отправились спать. Жене была отведена комната, где на широкой кровати, в гнездышке, заботливо сотворенном Тоней из одеял, уже крепко спал Мишенька. Женя переоделась в пижаму и прилегла. Будь она в другой ситуации, если бы просто приехала в гости к Тоне, все было бы иначе. И она чувствовала бы себя спокойнее. Но сейчас, даже в этом безопасном месте, в гостеприимном доме, она знала, что не заснет, что будет маяться до утра, думая,