Читать книгу - "Невидимые руки - Стиг Сетербаккен"

Он бросил взгляд на телохранителя, сидящего у двери в углу.

— Какие у вас отношения с Фредериком Гюнериусом? — спросил я.

Малтек пожал плечами:

— Доверительные. Партнерские. Я продаю, он покупает.

— Что он покупает?

Малтек улыбнулся:

— Не волнуйтесь, ничего незаконного. Но в то же время он, очевидно, не захочет, чтобы я стоял на площади с мегафоном и распространялся о его делах.

— Можете сами выбирать, где мы продолжим беседу. Здесь или в участке?

Он расхохотался. Кажется, он был простужен.

— Вы же были в магазине, да? Тогда вы знаете, что у меня имеется в наличии. Гюнериус обладает весьма своеобразным вкусом, доложу я вам.

Он покивал головой и уставился на меня.

— Мальчики?

— В каком смысле «мальчики»?

— В последний раз, когда я был у него на вилле, вы садились в машину с мальчиком. Что он там делал?

Малтек непонимающе посмотрел, но не на меня, а на телохранителя.

— Вы там были два дня назад, — продолжал я. — И с вами тогда был несовершеннолетний юноша. Кто это был? Что он там делал?

— Это вам привиделось, — сказал Малтек равнодушным тоном, но смеяться на какое-то время перестал.

— Как часто вы доставляете товар лично клиентам?

— Редко, — сказал Малтек и улыбнулся. — Так редко, что осмелюсь утверждать: никогда. Ведь во время допроса лгать не полагается, верно? А кстати, о холокосте… Вы знаете правду о холокосте?

— Расскажите мне лучше о госпоже Гюнериус, — сказал я. — Что у вас с ней произошло?

— Послушайте, — сказал Малтек. — В конце концов, очень может быть, что Гюнериус грешит онанизмом. Меня это не касается, хотя, если хотите знать мое мнение, я тоже думаю, что это свинство, между прочим.

Он опять развеселился, обменявшись с телохранителем многозначительным взглядом.

— Когда мужчина становится законченным эгоистом, как вы думаете? — сказал он. — Когда он спустил. — Он поднял палец. — А когда мужчина думает о партнере? Правильно. Пока он не спустил. Согласны?

И тут я снова вспомнил того сутенера из Кракова, словно только сейчас, год спустя, мне удалось прояснить себе подробности нашей встречи. Может быть, полицейские нашли его тело за мусорными баками и отметили в протоколе факт смерти, посчитав, что это был самый простой выход для всех сторон, и закрыли дело, даже не начав поиски предполагаемых убийц. А может быть, его товарищи начали собственное расследование, которое не дало никакого результата. А может быть, они даже обрадовались, подумали, что теперь им легче поделить город. Может быть, ни по ту, ни по эту сторону закона не было людей, которые были бы искренне заинтересованы в выяснении обстоятельств смерти Кашоровского.

— Людьми часто движет зависть, — сказал Малтек. — Это отвратительное чувство нельзя недооценивать. Я это уже давно заметил. Даже мои деловые партнеры предпочли бы втайне порадоваться моим неудачам, чем смотреть, как ловко я проворачиваю очередную сделку. У них камень за пазухой, и при случае они с удовольствием запустят этим камнем в мою оранжерею. Я так и вижу, как у них руки чешутся!

Я подумал о той пьянящей радости, которую ощущал, когда бил железной трубой по сутенеру с единственной целью — убить его. В моей власти было тогда решить, оставить этой свинье жизнь или отправить на тот свет.

И не такую ли радость испытывал Малтек, когда к нему в лапы попадали его враги, и, понимая, что он может с ними сделать, соглашались на все его требования, признавали все, что угодно, предавали кого угодно?

— Но какова цена, которую надо заплатить за успех? — спросил он. — Я продаю товар бочками, понимаете? И никакого конца не видно. Стоит мне получить новую партию товара, как через два-три дня его уже нет. Расходится сам по себе. Понимаете? Никакого маркетинга, никаких расчетов, никакой статистики, вообще ничего такого не требуется. Порнография — это вечный двигатель, которому не нужна смазка.

Он улыбнулся своей шутке. Я посмотрел наверх, прислушался к шуму ливня. Дождь все сильнее стучал по крыше.

— Разве можно осуждать гадюку за то, что она убивает своим ядом? — сказал Малтек. — Или паука за его паутину? Как вы считаете?

— А если мы посетим ваши номера, — спросил я, — кого мы там встретим?

Малтек пожал плечами.

— Ну, это не клиенты из «Плазы», — сказал он. — Обыкновенные люди, со странностями. А у кого их нет? Кто-то любит арбуз, а кто-то дыню, так, что ли, говорят? Я не имею желания вмешиваться в их личную жизнь, тем более если им всего-навсего требуется душ перед сном и постель на ночь.

Голос его стал затихать, как будто ему оставалось сказать еще несколько слов, перед тем как умолкнуть.

— Кончится этот дождь или нет, как вы думаете? Все дело в этом несчастном парниковом эффекте, о котором толком никто ничего не знает, или у нас просто новая манера говорить о погоде?

Я выключил мобильный телефон перед тем, как повесить куртку. На днях я прочитал в газете, что это один из десяти признаков супружеской неверности. На Анне-Софии было синее платье в белый горошек, я уж и не помнил, когда в последний раз видел ее в нем, кажется летом. Она ничего не сказала, но, похоже, чувствовала себя лучше и даже приготовила обед к моему приходу. В картофельном пюре попадались комки, но это было не важно, главное — стол накрыт.

Я начал есть. Она сидела напротив и следила за каждым моим движением.

— Вкусно? — спросила она немного спустя.

Я поднял голову и кивнул. Она положила руку на стол рядом с моей тарелкой. Улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, накрыл ее руку своей. Ее ладонь казалась холодной и мокрой, словно ей уже не хватало жизненного тепла. Помню, я когда-то дотронулся до свежего покойника, и рука у него тоже была одновременно прохладной и мокрой.

Я продолжал есть. Она же только сидела и напряженно тыкала вилкой в тарелку, но я не понимал, что именно она хотела мне показать.

— Что ты сегодня делал? — сказала она с ударением на «ты», словно хотела напомнить, что у нее за плечами тоже был целый трудовой день.

Я подумал. Потом сказал:

— Долго разговаривал с одним человеком.

— С кем?

— С тем, с кем не хотел бы разговаривать.

— Ты еще не сдал дело в архив?

— Какое? Нет, то дело закрыто. Его надо архивировать, если только вдруг не появятся новые обстоятельства.

Я по ней видел, что она хочет спросить об Нигер.

— А это совсем другое дело, — сказал я.

Я кончил есть и закурил сигарету. Она так и не съела ничего.

— Ты опять стал курить? — спросила она.

У меня не было сил отвечать. Дым поднимался перед глазами облаком, за которым можно было спрятаться.