Читать книгу - "Невидимые руки - Стиг Сетербаккен"

— Я слышал, как звучат эти струны, — сказал я.

Она наклонилась, погладила меня по щеке и сказала:

— Ты такой хороший. Все то, что я тебе рассказала, было раньше, а теперь…

Она посмотрела на меня и улыбнулась сквозь внезапно выступившие слезы. Выражение ее лица не изменилось, как будто радость и боль существовали в ней независимо друг от друга, и пока одна часть ее сознания помнила об ужасном событии, другая часть пребывала в полном неведении. Наверное, туда, как в песок, и уходило ее страдание, когда она на мгновение переставала думать о том, что произошло с Марией.

За окнами проплыла огромная туча, в комнате стало темно, день сразу превратился в вечер. Я не хотел уходить, не хотел отправляться на поиски ее дочери. Я хотел быть рядом с Ингер. Я хотел, чтобы ничего не менялось, оставалось по-прежнему, как сейчас, и с тоской посмотрел на часы.

Мы долго сидели рядом.

Наконец я встал. Ингер проводила меня до двери. В коридоре она шла, едва касаясь моей руки, но так и не взяла ее. У меня было желание утащить ее назад, в спальню, в темноту, в наш мир, в котором никого, кроме нас, не было и не могло быть.

Мы поцеловались.

— Иди пешком, не бери такси, — сказала она.

Я продиктовал Бернарду номер машины, который записал, когда приходил к Гюнериусу, и, пока мы сидели перед монитором, спросил его, слышал ли он имя Малтек. Он покачал головой.

— Звучит зловеще, — сказал он.

Цифры скакали по экрану, словно капли дождя. Ливни над городом не прекращались уже месяц. Синоптики разводили руками, экологи сваливали все на парниковый эффект, экономисты — на бездействие властей, представители власти как воды в рот набрали, но всем своим видом показывали, что без международного терроризма, похоже, и здесь не обошлось.

— Помнишь Кашоровского? — сказал я.

Я попытался вспомнить, как выглядел тот польский сутенер, но в памяти всплыла только его белая куртка. Когда мы уходили, она уже не была белой.

— И про такого тоже не слышал, — сказал Бернард не оборачиваясь.

В свое время я сделал несколько безуспешных попыток отыскать его след в наших полицейских протоколах. Я даже просматривал польские газеты в разделе «Происшествия», но ничего не нашел или, может быть, его не нашли и он до сих пор лежит там в грязном дворике, за мусорным баком.

— А кстати, — сказал Бернард и наклонился над монитором, — если ты имеешь в виду Яроша Малтека, то я знаю, кто это. Это владелец черной «Субару-лигаси два-ОР», — сказал он и откинулся на стуле.

Я посмотрел на строчку, которую он показывал мне.

— Не так уж и плохо, — сказал он. — Но досье на него у нас в управлении нет, насколько я могу судить.

— Знаю, проверял, — сказал я. — Адрес правильный?.. Похоже, этот Малтек — крупная рыба.

Бернард с любопытством взглянул на распечатку и протянул ее мне.

Рисберг подозвал меня, когда я стоял у кофейного автомата. Тон, с которым он ко мне обратился, не обещал ничего хорошего. Я взял стаканчик с собой, когда пошел к нему в кабинет. После ремонта комната шефа стала отгораживаться от коридора стеклянной стеной. Это было сделано по распоряжению Рисберга, пожелавшего стать более демократичным и открытым начальником.

Он предложил мне сесть.

Я вспомнил, как он напутствовал меня при приеме на работу.

— Следователь должен быть недоверчивым, — сказал он тогда. — Не следует морочить себе голову разными сложными гипотезами. В большинстве случаев мотив преступления до ужаса банален. Улики всегда бросаются в глаза. Преступники, как правило, глупы до такой степени, что их умственные способности можно не принимать всерьез.

Действительно, как только я приступил к моему первому заданию, улик, указывающих на одного из подозреваемых, было так много, будто их нарочно подкинули, чтобы направить следствие по ложному следу.

— Как продвигается расследование? — спросил Рисберг.

— Какое именно?

Я попытался проглотить кофе, но обжег язык.

Рисберг поморщился.

— Послушайте, я попросил вас выяснить обстоятельства несчастного случая с женой одного уважаемого в нашем городе человека, а не начинать против него крестовый поход.

— Крестовый поход?

— Мне звонили из министерства. Понимаете? Адвокат Гюнериуса консультировался с ними, и теперь они спрашивают, чем это мы тут занимаемся.

— Я вышел на след.

— След? Гюнериус уверяет, что это был несчастный случай. Его жена тоже на этом настаивает. Какой тут еще может быть след?

— Нет, это не было несчастным случаем. Она мне сама призналась.

Я уже собирался рассказать ему о своем визите к Гюнериусу, но вовремя удержался. Вместо этого я сказал:

— Я даже знаю, кто в этом может быть замешан.

Рисберг покачал головой:

— Что с вами происходит в последнее время?

— Вы о чем?

Он махнул рукой.

— Вы до сих пор не сдали в архив материалы о пропавшем ребенке. Что у вас по этому делу? Вы с ним закончили?

Он подождал немного, чтобы проверить, не захочу ли я прояснить этот вопрос.

Когда я не ответил, он продолжил:

— А теперь вы начали расследовать несчастный случай в семье Гюнериуса. Вам все рассказали, а вы продолжаете копать, провоцировать. Гюнериус считает, что вы испытываете к нему личную неприязнь. По словам его адвоката, вы ведете себя совершенно неподобающим образом.

— Другими словами, я должен все оставить как есть?

Рисберг заерзал на стуле, словно такая постановка вопроса вызвала у него обострение геморроя.

— Кстати, мне нужен ордер на обыск, — сказал я.

Рисберг закатил глаза к потолку.

— У кого?

— У Гюнериусов.

Рисберг зажмурился и несколько раз провел рукой по волосам.

— Беда в том, что если вы будете продолжать в том же духе, то нас обвинят в травле невинного человека. Его адвокат легко добьется чего угодно.

— Вы утверждаете, — сказал я, — что у нас есть достаточные основания для прекращения дальнейшего расследования?

Рисберг запыхтел.

— Я всего-навсего хочу сказать… — начал он, но тут что-то происходящее в коридоре, за стеклом, привлекло его внимание, и он мгновенно лишился дара речи.

Потом он перевел взгляд на меня. Я повернулся. По коридору шел Бернард, поддерживая под руку женщину. Это была Ингер. Я встал.

— Волл, — сказал Рисберг, узнавший ее. — Что тут происходит, черт вас побери?

Я поставил стаканчик с кофе ему на стол и вышел. Ингер выглядела ужасно, но, увидев меня, улыбнулась. Я кивнул Бернарду, который спросил меня, может ли он быть свободным, и, обняв Ингер за талию, повел ее к моему кабинету. Очевидно, она промокла до последней нитки. От холода у нее зуб на зуб не попадал. Краем глаза я заметил, что Рисберг, стоя в дверях, смотрел нам вслед.