Читать книгу - "Искатель, 2003 № 03 - Журнал «Искатель»"

в центр зала. — Ты хотел понять, кто такой Антип Анафидо-вич? Так смотри!

За время их беседы разбросанные по всему залу бочки снесли в середину и расставили полукругом, в центре которого установили массивное кресло, почти трон, на гнутых ножках, с высокими резными подлокотниками, но без спинки. И сейчас на этот трон усаживался Анцыбалов; он был без пиджака, ярко-алая шелковая рубаха туго обтянула массивный, выпирающий чрев. Стоило ему сесть, как над всеми бочками занялось спиртовое пламя — синее и невесомое; Антил Анафидович оглядел своих раздрызганных, полупьяных подданных, и красные губы его раздвинулись в ухмылке.

— Хо-хо! — гулко хохотнул он. Потом снова: — Ха-хо-хо!

— Заключительная часть начинается, — шепнула Мария.

Анцыбалов тем временем продолжал гоготать, теперь уже без остановки.

— О-хо-ха-хо-ха-хо! — Покатые плечи, жирная грудь, живот — все тело Антипа Анафидовича тряслось, как подтаявший студень. — О-хо-ха-хо-ха!

Заслышав утробный смех хозяина, газары начали постепенно стягиваться к центру помещения. Анцыбалова же распирало от хохота так, что пуговицы его рубахи стали одна за другой отскакивать и огромное чрево полезло наружу. Андрей охнул и протер глаза: ему внезапно привиделось на животе Анцыбалова второе лицо — гротескная копия первого, — тоже искаженное в пароксизме смеха. Вдруг он умолк, медленно поднялся во весь рост и, грозно насупив брови, проревел:

— Где моя невеста?!

Андрей с ужасом обернулся к Маше. Та, искоса на него глянув, покачала головой:

— Речь не обо мне.

Тем не менее он, кажется, уловил нотку сожаления в ее голосе.

— Здесь! Я здесь! — раздался из толпы Хриплый женский возглас. Отчаянно расталкивая всех локтями, к Анцыбалову устремилась Анна Антиповна. Она была абсолютно голой, спина расцарапана, сморщенные груди ее вольготно болтались туда-сюда. Достигнув трона, она пала на колени и начала лихорадочно расстегивать на Антипе Анафидовиче брюки.

— Я здесь, Шепсес-анх, вот она я, голубчик, сквернавец мой аспидный…

Справившись, наконец, с ремнем и молнией, Анна Антиповна поднатужилась и сдернула с него брюки до колен.

Слитный восторженный вздох прокатился по залу; многие дамы завизжали, мужчины одобрительно угукали. И было отчего! Полуторалоктевой фаллос, почти достигал подбородка и при этом, подобно змее, то свивался кольцами, то вновь распрямлялся; покрывающая его блестящая с зеленоватым отливом чешуя еще более подчеркивала сходство с рептилией.

— Смотри, смотри! — прошептала Маша, останавливая за рукав невольно попятившегося Быстрова. — Ну, разве не прелесть?

Андрей только крякнул. «Наверняка фокус какой-нибудь или муляж, не иначе», — решил он про себя. Тут Анна Антиповна повернулась к Анцыба-лову спиной и опустилась на четвереньки, а он надул щеки, покраснел и издал отвратительно-неприличное: «Пдррру-у-у!». Зловонное желтое облако практически полностью скрыло происходящее от глаз зрителей; некоторое время были слышны лишь надрывные стоны и рычание; потом стоны, достигнув особенно высокой тональности, резко оборвались; через минуту рычание также стихло.

Когда зловонное облако рассеялось, стал виден Анцыбалов, вновь усевшийся на свое кресло-трон, и обнаженное женское тело, неподвижно лежащее у его ног. К телу мигом подскочили двое газаров и осторожно отнесли в сторонку.

— Не бойся, оклемается, — успокаивающе зашептала Андрею Маша. — Ей не впервой, она у него любимица.

Быстров с сомнением покачал головой, а Мария вновь приникла к его уху.

— Теперь, кролик, соберись, потому как начинается собственно церемония гомагиума.

— Да в чем он заключается, этот ваш гомагиум?

— Ну, это род оммажа…

Андрей аж зашипел от раздражения и неожиданно для себя ущипнул Машу за предплечье.

— Ты по-русски можешь объяснить?!

— Ой! Все забываю, какой ты у меня… ладно. Когда-то оммажем называли присягу вассала на верность своему сюзерену. Надеюсь, эти слова тебе знакомы? Такая присяга сопровождалась обычно поцелуем. В нашем же случае речь идет о так называемом «osculum infame» или «osculum obscenum» — непристойном или обсценном поцелуе…

— Непристойном? — заволновался Андрей. — Почему…

— Все! — перебила его Мария. — Церемония началась. Сейчас ты все поймешь.

Зазвучала музыка, протяжная, томительная, словно воплощенное ожидание, совсем без лада. Среди газаров произошло движение, они стали выстраиваться парами, образовав таким образом колонну, голова которой находилась шагах в десяти от трона с восседавшим на нем Антипом Анафидо-вичем, а хвост терялся во тьме. Быстров вместе с Машей оказались в самом конце, поэтому из-за спин впередистоящих почти ничего не видели.

Какой-то человек в красном балахоне с надвинутым на лицо капюшоном быстро пошел вдоль колонны, раздавая всем длинные, тонкие свечи, вроде церковных, только из черного воска. Когда он поравнялся с ними, Андрей узнал в нем Председателя — своего будущего тестя. Ликантропов ободряюще ему улыбнулся, вручил свечу и встал позади.

Колонна начала медленно продвигаться вперед; одновременно все стали раскачиваться из стороны в сторону и затянули гнусавое: «Ом! Омм!».

Неспешное движение продолжалось, звучала музыка, странная, завораживающая, и Быстров почувствовал, что общий транс захватывает и его тоже: тьма вокруг будто сгустилась, став плотной, как вата, и липкой подобно паутине, и он уже ничего не видел, кроме равномерно покачивающихся спин идущих впереди газаров.

Завершившие церемонию отходили и молча становились по обе стороны от трона, вдоль ряда пылающих бочонков. Когда перед Андреем остались две пары, он смог, наконец, рассмотреть, что там происходит. Анцыбалов теперь не сидел на троне, а возлежал на нем животом, выставив на всеобщее обозрение свои обширнейшие ягодицы. До Быстрова стал постепенно доходить «потаенный» смысл церемонии, он хотел было что-то сказать, может, даже возмутиться, но язык его как будто прилип к гортани, а все члены занемели, утратив подвижность.

Вот подошла очередь предпоследней пары; незнакомые Быстрову мужчина и женщина, развернулись к Анцыбалову спинами и, склонившись в почтительном полупоклоне, стали пятиться к трону. Не дойдя шагов двух, они задули свечи, развернулись и, проделав оставшийся путь на коленях, одновременно приникли к заду Антипа Анафидовича.

— А! Неофит Быстров! — раздался густой голос. — Пускай подойдет один.

Андрей растерянно заморгал: он готов был поклясться, что с ним сейчас говорила сама задница; он вполне явственно различал пару налитых кровью глаз на толстых ляжках и ритмичное, в такт произносимым словам, сокращение сфинктера.

— Давай, сынок, — дружески похлопал его, а скорее, подтолкнул в спину Ликантропов, — у тебя все получится.

— Это большая честь, — поддержала его Мария, — неслыханная привилегия!

На негнущихся ногах, словно во сне, сделал он несколько шагов, задул свечу и обернулся. Два выпуклых круглых ока уставились на него со шек-яго-диц. Неожиданно зад Анцыбалова заговорщически подмигнул Андрею одним глазом и призывно чмокнул анусом! «Господи ты. Боже мой!», — пробормотал Быстров и обреченно склонился для поцелуя.

Струя удушливо-вонючего газа ударила ему в лицо; дыхание у него сперло, голова закружилась, и он хлопнулся лбом об пол…

— Фу! Противный кролик! Ты выпивал перед нашей помолвкой?