Читать книгу - "Фальшивая убийца - Оксана Обухова"

И по большому счету, нисколько об этом не жалела. Капитолина Фроловна Вяземская относилась к породе людей, в присутствии которых отчего-то хотелось вытягиваться в струнку и оправдываться. Пронзительно-требовательный взгляд огромных – слишком огромных для высохшего старческого лица – угольно-черных глаз пронизывал до сердцевины. Почти пятьдесят лет непрерывного трудового стажа Капитолины Фроловны прошли в прокуратуре. «Еще при Сталине расстрельные статьи врагам народа вешала, – ознакомил меня с биографией Капитолины Бармалей, полазавший по Интернету. – Суровая бабка, настоящая сталинистка, друг Павлика Морозова».

Внешность Капитолины Фроловны напоминала сильно подсушенную копию Анны Маньяни. Горящие пламенем глаза над крючковатым породистым носом и обескровленными старостью губами, абсолютно седые волосы стрижены под скобку, модель прически – судя по многочисленным фотографиям на стенах – не менялась на протяжении всего трудового века.

Фотографий этих, надо сказать, было превеликое множество. И все – черно-белые, словно дань мировоззрению прямой, как лезвие меча Фемиды, пенсионерки-прокурорши.

Капитолина Фроловна оставила себе лишь прошлое, запечатленное фэтами и лейками, где красные флаги застыли в вечности чернеющими полотнами.

Фотографий с детьми и родственниками на стенах не было. Их, вероятно, хранили в альбомах и доставали по надобности. Самая большая стена в гостиной была отдана своеобразной «доске почета»; когда я пылесосила ковер, обнаружила на нем четкие, едва ли не вытертые следы от колес инвалидного кресла. Капитолина Фроловна много времени проводила перед стеной – устанавливала кресло на одно место и смотрела на снимки. Там она была молода: под черными флагами, провисшими транспарантами и портретами вождей.

…Я таскала за собой гудящий пылесос, старалась не отдавить Фуне лапу и постепенно, шаг за шагом, минута за минутой, уходила от собственных воспоминаний. Пестрящие фотографиями стены будто заслоняли видение распростертого на кровати тела в пижаме с желтыми утятами; колесико пылесоса, зацепившееся за угол ковра, выдергивало сознание из прошлого в настоящее и заставляло сосредоточиться на простом и не страшном. Обыденном и естественном, как забившаяся в щетину щетки кошачья шерсть…

(Моя приличная сказка о Золушке и всамделишном принце окончательно перешла в разряд сериальных триллеров. Ничего любовно-возвышенного после смерти в желтых утятах не смастеришь. Следуя общепринятой логике развития подобных сюжетов, вариантов было несколько: а) Золушка продолжает молчать. Она трудолюбиво таскает пылесос по всем трем этажам замка, еще больше запутывается и попадает из одной неприятности в другую; б) Золушка начинает собственное расследование. Неприятности следуют своим чередом, в результате, в финальной серии, в дом проникает убийца и гоняет Золушку по тем же трем этажам отчего-то опустевшего дома, держа наперевес ружье или топор; в) Золушка предпочитает таинственно исчезнуть из этого дома. Но неприятности нагоняют ее и за пределами особняка. Финал: тот же топор или ружье, но уже в других интерьерах.

Во всех вышеозначенных вариантах четко прослеживалась пролонгированная любовная линия: принц и Золушка, Золушка и принц.

Что выбирать – трусливое молчание, храброе расследование, исчезновение или компот из всех составляющих, зависело от изобретательности автора…)

Но жизнь на сериалы похожа редко. В кино и книгах нагромождение секретов подстегивает интерес; действительность загадок не выносит и за сокрытие улик наказывает строго. Порой лишением свободы или как минимум позором.

Решив не уподобляться сериальной «горничной с секретом», не смешивать вымысел и реальность, я дождалась приезда Ирины Владимировны и, пока Клементина Карловна отдавала на кухне распоряжения к ужину, отправилась с покаянием (хотя первоначально собиралась дождаться приезда Артема, загулявшего на чьем-то празднике). Но ждать дольше не было сил, я подошла к двери в малую гостиную и отважно набрала воздуха в грудь:

– Ирина Владимировна, разрешите войти?

Малая гостиная в левом крыле замка относилась к личным апартаментам госпожи Вяземской. Довольно большая, вытянутая вдоль окон комната соседствовала с кабинетом и малым обеденным залом и была обставлена удобной мебелью в английском стиле. Мягкие шторы в полосочку, светлая обивка стен и расставленные там и сям кушетки и кресла делали комнату уютной и торжественной.

Второй и третий этажи Непонятного Дома вообще отличались от помпезных помещений первого этажа, которые подавляли высотой потолков и титаническими размерами. Все не представительские покои особняка Вяземских производили впечатление обычного дома, не отпугивали чрезмерным лоском и глянцево-журнальным совершенством, принимали в себя мягко и довольно дружелюбно.

Говоря попросту, не выделывались. В них все было в меру – приятно глазу и душе.

…Ирина Владимировна сидела в кресле возле низкого чайного столика, на котором стояли два наполненных коньячных фужера, и рассеянно барабанила по столешнице наманикюренными ноготками. Деловой костюм она так и не успела сменить на домашний.

– Что тебе, Алиса? – безразлично спросила хозяйка.

– Ирина Владимировна, нам надо поговорить, – негромко, но твердо произнесла я.

Вяземская подняла брови. Кажется, она решила, что я собираюсь дать развернутый отчет о поездке в Клин. Отчет ее, судя по недовольно блеснувшим глазам, нисколько не интересовал, и я, пока меня не развернули в сторону кастрюль и пылесосов, решила брать быка за рога. Привлечь к себе внимание и заставить слушать.

– Ирина Владимировна, вокруг вашего дома происходят странные события. Уже погибли три человека, и это, кажется, не предел.

Браво. Ничего лучшего для привлечения внимания я, пожалуй, изобрести не смогла бы: из двери, которая соединяла гостиную с кабинетом, вышел подтянутый мужчина среднего роста, в черном костюме, с телефоном в руке. Подняв кустистые смоляные брови под челку цвета соли с перцем, он с интересом упер в меня взгляд и буркнул в трубку: «Я перезвоню».

Я смотрела на вошедшего в немом оцепенении, поскольку не видела, как Вяземская подъезжала к дому, не знала, что с ней приехал гость, и никак не ожидала встретить в гостиной кого-то еще.

– Муслим, ты слышал? – произнесла Вяземская. – Три человека… Бред какой-то! – Она кинулась на меня: – Ты здорова, Алиса?

– Подожди, Ирина, – остановил ее гость и, встав у окна возле высокой напольной лампы, словно спрятался за светом. – Продолжайте, девушка.

Все подготовленные речи мигом испарились из головы, и если бы не ободряющий кивок гостя – говорите, Алиса, говорите, – я тут же согласилась бы с Ириной Владимировной, что я немного нездорова, и убралась бы куда подальше.

Мужчина подошел ближе и, пробежав по моему лицу чуть выпуклыми карими глазами, сказал:

– Три смерти? И кто же – третий?

– Людмила, – сглотнув, ответила я. – Горничная. Умерла сегодня ночью.

Продолжая стоять напротив, гость повернулся к хозяйке дома: