Читать книгу - "Потерянная рукопись Глинки - Людмила Львовна Горелик"

Попытка договориться мирно – теперь уже со стороны Глинки – вторично сорвалась. Ни одна из сторон не готова была уступить.

Бракоразводный процесс затягивался. Из Малороссии приходили дурные вести: здоровье Екатерины ухудшилось, ей назначили железистые ванны, которые страшно пугали Глинку: после приема таких ванн умер его друг молодости, и композитор считал их очень вредными. Нервное напряжение последних лет сказывалось и на Глинке, он тоже постоянно болел. К середине лета его состояние немного улучшилось, и он даже задумал съездить в Киев.

Однако внезапно все радужные перспективы рухнули. Поездку не разрешили, адвоката отменили. Дело затягивалось и повернулось не в пользу композитора. Даже знакомства в Третьем отделении не помогли.

Биографы Глинки полагают, что в судебное разбирательство вмешался знаменитый дядя Николая Васильчикова – член правительства и любимец царя. Возможно, впрочем, на чиновников завораживающе действовало само имя известного государственного деятеля, так что дяде даже не пришлось ничего предпринимать. Как бы там ни было, судебные чиновники вновь начали тянуть резину, выплыли новые статьи и отговорки, препятствующие разводу.

После поворота дела в нежелательную для композитора сторону оно надолго застопорилось. Марья Петровна опять под разными предлогами начала пропускать явки в суд. Это было умелое психологическое давление – она хорошо знала мужа. Глинка с трудом переносил затянувшуюся неопределенность, его нервы были на пределе.

И он решил, что наилучшим выходом для него будет просто отвлечься.

В этот период он снимал маленькую квартирку рядом с квартирой сестры Лизы и много времени проводил у нее. Занимался с Лизой игрой на фортепьяно (она хотела усовершенствовать свою игру), сам много играл на скрипке, также оттачивая мастерство… Позволил себе и небольшую интрижку с крепостной горничной, посланной из Новоспасского с целью учебы у петербургского портного: в Новоспасском требовалась модистка. Эта восемнадцатилетняя девушка была не только хорошенькая, но и веселая. Она часто шутила, приводя барина в хорошее расположение духа.

В успех бракоразводного процесса он верил все менее. Ему казалось, что судебные чиновники подкуплены и бороться с Васильчиковыми, имеющими шестьдесят тысяч годового дохода, невозможно. Екатерина болела, а с ее матерью, Анной Керн, у Глинки вышла ссора. Он считал, что малороссийская родня настраивает мать Кати против него.

Процесс развода прочно застрял на месте, и конца-краю ему не было видно, и постепенно отношения с Екатериной перешли в новую, равнодушную фазу. Письма из Малороссии приходили теперь редко, да и сам он редко писал. Взаимных упреков больше не было, взамен им пришла отстраненность. Глинка догадывался, что некогда пленившая его умом, воспитанностью, красотой девушка больше не верит в возможность построить с ним совместную жизнь. Да и сам он уже не верил. Сумасбродные идеи бросить все и поселиться с Екатериной в маленьком южном городке больше не одолевали его. Матушка права, это было бы глупостью – он окажется виновным в глазах света, а Мария Петровна выиграет процесс. Родня Кати будет презирать его. Он больше ничего не хотел – устал.

В тот период его отношения с Екатериной окончательно изменили вектор. Случилось это почти незаметно. Это не был разрыв и не была даже ссора, подобная предотъездной. Они по-прежнему переписывались, беспокоились о здоровье друг друга. Но оба страшно устали. Надежды на счастье утратились, чувства стали затухать. Они больше не верили в искренность взаимной любви. Летом 1842 года Екатерина Керн приехала в Петербург. Он приходил к ней, они общались ровно, однако без прежней теплоты: ничего друг от друга не ждали. Теперь Глинка ходил к Екатерине не столько ради нее, сколько ради ее подруг. Особенно близко сошелся с веселой, обаятельной, но лишенной каких-либо претензий на постоянство Марией Степановной, тоже уроженкой Малороссии, проживавшей теперь в Петербурге. Они потом всю жизнь переписывались. Отныне его привлекали только такие отношения – без взаимных обязательств или претензий. Жениться он больше не собирался. Главным содержанием его жизни будет музыка – решил он. Это позволяло не заботиться более о бракоразводном процессе, который шел своим чередом, очень медленно.

Устала, по-видимому, и другая сторона. Не выдержав изнурительной жизни на гауптвахте (его отправили туда до окончания судебного процесса) и необходимости постоянно лгать, корнет Васильчиков признался в противозаконном поступке.

Признание, однако, не решило дела. Суд посчитал их связь «недоказанной». Марья Петровна между тем родила дочку.

Глинка подал в Синод апелляцию на десяти рукописных листах. Через год после ее подачи ему разрешили выезд из Петербурга. Он сразу же отправился за границу. «В моем отечестве я встречал одни горести и разочарования – большая часть моих приятелей оказались опаснейшими врагами – не говорю о печальной женитьбе, но и с Малороссией у меня ссора через мать» – такой итог подвел композитор самому грустному этапу своей жизни. Петербург стал ему отвратителен.

Только через шесть лет после подачи заявления брак Глинки будет расторгнут. Он узнает об этом, находясь в Испании.

Каждый участник этого процесса понес жестокое наказание.

Глинка и Екатерина