Читать книгу - "Катакомбы военного спуска - Ирина Лобусова"

Неподалеку от здания редакции отрыли дешевую столовую, где кормили вкусно, а цены были невысокими. И все сотрудники стали ходить туда.

Володя был в столовой несколько раз. К еде он был абсолютно равнодушен, его всегда интересовал внешний антураж – красота окружающей обстановки, чистота посуды, наличие столовых приборов. Этим грешили почти все советские столовые – неуместностью столовых приборов. Почти во всех них не умели сервировать стол, и Сосновский мучительно страдал, видя, как ко вторым блюдам подают… столовые ложки.

Володя был настолько утончен, был таким эстетом, что, умирая от голода, не стал бы есть с газеты или просто руками. Это было свойство его аристократической крови – драгоценное свойство, которое в мире советского равенства обесценивалось все больше и больше. Ему было тяжело жить, а особенно есть рядом с людьми, не умеющими пользоваться вилкой и ножом и чавкающими за столом.

Но в советской столовой потомки рабочих и крестьян, строящих советское государство, ели именно так. Кроме того, там внутри воняло жженой тряпкой, посуда была плохо промыта, кофе не имел ничего общего с этим восхитительным напитком, к грязным стаканам прилипали пыль и волосы, ну и ко вторым блюдам подавали алюминиевые ложки. Но для обедающих там людей все это было нормально. Они не могли бы понять, отчего морщится и страдает бывший князь. И Сосновский перестал ходить туда.

Ел он либо рано утром или ближе к вечеру. Либо перекусывал на каких-то деловых встречах, куда попадал время от времени, наслаждаясь обстановкой хороших ресторанов и обществом культурных людей.

Был как раз тот час, когда, заварив себе чашечку контрабандного кофе, который покупал за большие деньги у знакомых контрабандистов, Володя кайфовал в абсолютно пустой редакции, откинувшись на спинку стула и потягивая восхитительный напиток. Его, разумеется, он прятал от всех и мог наслаждаться им только в полном одиночестве. Сосновский не выносил фамильярности и никогда не был щедр с теми, кто садился ему на голову. А именно этим и страдало большинство его невоспитанных коллег.

Так же Володя не выносил, когда ему тыкали люди, с которыми он был мало знаком. Но вот тут как раз приходилось терпеть, потому что потомки рабочих и крестьян вели себя так, словно советская власть разом отменила все правила поведения и приличия.

Мысли Володи Сосновского витали в свободном полете, он чувствовал небывалый прилив сил. Его вдохновлял цикл статей, предложенных Ларисой. Были и свои какие-то новые идеи. В общем, все обстояло неплохо, и Володя мог даже считать, что дела его идут в гору. Если бы не одно «но»…

Это «но» настолько мучительно засело в его голове, что он даже не мог думать об этом. Болезненной темой была Таня и ее прошлое. Это доставляло ему невыносимую душевную боль.

А сейчас, в спокойствии и тишине, ему было хорошо. И Сосновский старался гнать от себя дурные мысли.

За дверью послышались шаги. Володя нахмурился, искренне надеясь, что они станут отдаляться и человек пойдет дальше по коридору. Но, к его огромному неудовольствию, шаги замерли прямо возле редакционной двери.

Неужели кто-то из коллег вернулся с обеда раньше? Сосновский залпом заглотнул кофе, спрятал чашку в стол и, нахмурившись, склонился над статьей, изображая, что работает.

Дверь отворилась, и на пороге возникла та, кого Володя ожидал увидеть меньше всего. Это была Таня, очень бледная, похудевшая, спавшая с лица. У него мучительно сжалось сердце, но он быстро постарался совладать с собой.

– Можно войти? – она робко остановилась возле его стола.

– Ты уже вошла, – неприязненно отозвался Сосновский. – Зачем ты здесь?

– Тебя долго не было, я волновалась, – словно бы с укором сказала Таня, но Володя прекрасно знал, что это не укор, а затаенная боль.

– Я был занят. Много работы, – он отвел глаза, прекрасно помня, что не показывался у нее несколько недель, просто не мог заставить себя прийти.

– Ты и сейчас работаешь?

– Да. Что ты хотела?

Таня вздохнула, явно собираясь что-то произнести, как вдруг дверь широко распахнулась от мощного толчка и на пороге возник коренастый темноволосый мужчина, которого Володя видел первый раз в жизни.

– Добрый день! – громогласно произнес незнакомец. – Мне нужен Владимир Сосновский. Это вы, так?

– Да, я. С кем имею честь? – нахмурился Володя, который не любил неожиданностей.

– Меня зовут Александр Шаховский, и я театральный режиссер. Буквально пару дней назад приехал в ваш город.

– Шаховский? – переспросил он, прекрасно помнивший все знатные фамилии. – Вы случайно не потомок древнего княжеского рода Шаховских?

– Шаховский? – вдруг прошептала побледневшая еще больше Таня. Но незнакомец этого не заметил, а Володя удивился, ему вдруг показалось, что она сейчас упадет. С чего бы это? Она знакома с этим типом? Сосновский обозлился. Вечно у нее секреты! Тайна, все покрыто мраком, все запутано и сломано! Лабиринт какой-то заминированный, а не женщина!

– Да, я потомок князей Шаховских. Единственный наследник фамилии, так сказать, – лучезарно улыбнулся режиссер. – Но я уже давно забыл об этом, так как вся моя родня в Париже, родители умерли, а я всем сердцем с нашей советской родиной и властью большевиков!

– Понятно, – сухо сказал Володя. – Чем обязан? Что вы хотели?

– Хотел поговорить о постановке вашей пьесы в театре.

– Какой пьесы? – не понял Сосновский.

– Я хочу предложить вам переделать ваш роман «Краски рассвета» в пьесу для театральной постановки. А я поставлю ее на сцене! Вы подумайте, это очень хорошее предложение. Я только что из Пролеткульта, там получил полное добро. У вас настоящая пролетарская вещь, ее надо показывать людям! Чтобы многие увидели ваши идеи. Что вы об этом думаете?

– Это… замечательно! – просто задохнулся от восторга Володя.

– Я рад, что вам понравилось. Знал это. Давайте обсудим подробности? – продолжал лучезарно улыбаться Шаховский.

– Я, пожалуй, пойду, не буду вам мешать, – громко произнесла Таня, и оба обернулись к ней. Только теперь Шаховский увидел красивую девушку. Глаза его загорелись.

– Простите… Это я вам помешал. Вы не представите? – Шаховский обратился к Володе, не спуская с Тани глаз.

– Да, конечно. Татьяна Ракитина, моя знакомая, – сухо представил Сосновский. А у Тани от слова «знакомая» заныло сердце.

– Очень приятно… Очень приятно… Александр Шаховский, – режиссер с дурацким видом затряс руку Тани, а Володе мучительно захотелось дать ему по голове.

– Рада знакомству, – Таня выдернула руку и ушла, аккуратно затворив за собой дверь.

В коридоре, пройдя несколько шагов, она замерла, прислонившись к стене. Закрыла лицо руками. Все ее тело била дрожь. К счастью, в коридоре не было ни одного человека, и никто не видел ее состояния. Таня сама не ожидала от себя такой реакции. Эта случайная встреча всколыхнула самые потаенные струны ее души.