Читать книгу - "Статский советник по делам обольщения - Валерия Вербинина"

Казимир искренне страдал. Званый вечер, начавшийся так приятно – мороженым и непринужденной беседой с самой красивой женщиной Европы, – завершился ужасной бузой.

Во-первых, явился Ломов, очень цепко взял Казимира за плечо (бедняга аж охнул) и свистящим шепотом велел агенту-обольстителю срочно уходить и садиться в карету. И лицо у лжемайора при этом было такое, что у Казимира даже пропала охота задавать ему лишние вопросы.

Во-вторых, до выхода было довольно далеко, и потом, никак нельзя уйти, не попрощавшись с той же Линой Кассини. Она, как всегда, беседовала с полудюжиной своих обожателей, которые обступили ее со всех сторон, и пробиться к ней было нелегко. Но Казимир даже не успел начать заготовленную фразу с извинениями, потому что, как только Лина обратила свои длинные загнутые ресницы в его сторону, начался форменный кошмар.

Кто-то закричал: «Убийство!» – потом один из слуг уронил поднос с бокалами, и под их звон несколько дам упали в обморок. Затем буза стала набирать обороты. Все стали спрашивать друг у друга, что происходит, что было совершенно бесполезно, потому что никто ничего толком не знал. Но стихийное любопытство уже овладело толпой, и, всколыхнувшись, как море перед бурей, оно выплеснулось в одну из комнат на первом этаже – ту самую, из которой донесся первый крик.

Вжимаясь спиной в стену, около двери стояла молоденькая горничная и рыдала, возле нее суетилась, пытаясь ее успокоить, служанка постарше, а на полу лежал Михаэль Риттер, оскалив зубы, и был он теперь деревянный настолько, насколько это вообще возможно. Возле него в небольшой лужице шампанского валялся разбитый бокал.

Следуя в фарватере Лины, Казимир оказался в первых рядах любопытных и успел заметить кое-что, на что никто не обратил внимания: окно в дальнем конце комнаты было приоткрыто, и одно из стекол в нем треснуло.

– Пропустите! Пустите, пожалуйста! Доктор, прошу вас…

Какой-то молодой человек (позже Казимир узнал, что это был Карл фон Лиденхоф) привел доктора, и тот склонился над телом. Лина, стоявшая возле Казимира, содрогнулась и отвернулась, театральным жестом прикрыв глаза.

– Как все это ужасно! – пожаловалась она. – Боюсь, я не могу здесь больше находиться.

– Разрешите проводить вас до кареты? – почтительно спросил Казимир.

Он удалился вместе с Линой, провожаемый завистливыми взглядами. А в комнате тем временем фон Лиденхоф, хмурясь, отвернулся от доктора, который осматривал мертвеца.

– Этот человек умер от остановки сердца, – объявил врач, поднимаясь на ноги. – Точнее я могу сказать только после более тщательного осмотра.

Вздох пролетел по толпе гостей.

– Вы хотите сказать, – недоверчиво спросил какой-то старик, – что у этого молодого человека случился сердечный приступ?

– Господа, прошу вас, – вмешался Карл, – не забывайте, все мы смертны…

– Так это не убийство? – спросил другой гость, и в его тоне прозвучало что-то подозрительно похожее на разочарование.

– С какой стати? – воскликнул Карл. – Хотя… постойте-ка! – Он обернулся к молоденькой горничной, испепеляя ее взглядом. – Это вы кричали, что произошло убийство?

Та съежилась и несмело кивнула.

– Отвечайте, когда вас спрашивают! – прогремел Карл. Его ноздри раздувались. – Кто вам сказал, что это убийство?

– А вы сами посмотрите на его лицо! – вмешалась старшая горничная. – Что еще Грета должна была подумать? Она вошла, а он лежит… и скалится…

Карл обернулся к гостям и развел руками, всем видом показывая: вот, полюбуйтесь! Человек умер от сердечного приступа, а глупая горничная стала кричать, что его убили…

– Дамы и господа, это ужасное, трагическое происшествие… Покойный был моим другом… Он был моим родственником! – Голос Карла дрогнул. – Как видите, произошел несчастный случай… Мне искренне жаль, что прекрасный вечер оказался омрачен таким прискорбным происшествием…

Он произнес еще немало слов в том же духе, и наконец ему удалось убедить толпу разойтись. Остались всего несколько человек, среди которых были Амалия и Ломов. Скалясь почти так же, как его умерший родственник, Карл подошел к ним.

– Берегитесь, – шепнул он звенящим от ненависти шепотом, – на этот раз вы зашли слишком далеко!

– Я прощаю вас, потому что понимаю, что вы испытываете, – спокойно сказала Амалия. – Но вы не правы, и лично я готова поклясться всем, что мне дорого, я не имею никакого отношения к смерти вашего родственника.

– А вы? Вы тоже поклянетесь? – обернулся Карл к Ломову.

– Послушайте… – начал тот.

– Все ваши слова не стоят ломаного гроша, – ожесточенно бросил германский агент. – А теперь запомните хорошенько, что я вам скажу. Если я выясню, что хоть один из вас имеет отношение к гибели Михаэля, – я сделаю все, чтобы заставить вас заплатить за это!

Амалия не привыкла сносить угрозы. Поглядев на Карла прямым, холодным взглядом, она промолвила:

– Думаю, что куда большее отношение к гибели Михаэля имеет разбитое окно. Выясните, кто выбрался из него, и уверена, что вы получите ответ на свой вопрос.

– Окно можно разбить и для отвода глаз, – парировал Карл. – Находясь внутри комнаты. Вы не убедили меня, госпожа баронесса! Нет, не убедили!

– Вам тоже не удалось убедить меня в том, что к убийству причастен кто-то из нас, – бросила Амалия. – Идемте, Сергей Васильевич. Думаю, дома нас уже заждались.

Однако вместо того, чтобы ехать домой, мои герои направились прямиком к Петру Петровичу Багратионову и поставили его в известность о том, что кто-то в разгар праздничного вечера залез в особняк немецкого посла и прикончил его агента.

Слушая Амалию и Ломова, Багратионов сначала побагровел, потом пожелтел, а под конец стал нехорошо дергать челюстью.

– Фон Лиденхофа, конечно, замочить мало, – горестно подытожил Ломов, – но все же я должен признать, что он ловко придумал – выдать случившееся за сердечный приступ. К сожалению, это неправда, потому что я видел лицо Риттера, как и госпожа баронесса. Готов поспорить на что угодно: его отравили каким-то ядом, который подсыпали ему в шампанское.

– Кто же это сделал? – осведомился Багратионов придушенным голосом.

Ломов кашлянул и выразительно покосился на баронессу Корф, словно показывая, что теперь ее очередь говорить, а он, пожалуй, лучше промолчит, не то последствия могут быть непредсказуемыми. Некоторые вещи все же легче выслушать от женщины, чем от мужчины.