Читать книгу - "Искатель, 2002 №1 - Сергей Кузнецов-Чернов"

всего этого безобразия, вызывала чудовищную аритмию во всегда четком строе мыслей именно своим несоответствием окружению, такому безобразному, такому пошлому и такому… родному… Откуда она взялась? В этом захолустье? Майора покинуло всяческое умиление милой российской глубинкой, посетившее его по прибытии в город. Умиление покинуло. Вот и хорошо. Никчемушное чувство для сыщика со стажем, да еще и столичного. Но он сам был отсюда. Из этой крепкой густой провинции. Здесь его корни, он никогда не стеснялся их, своих корней, и не скрывал. Так в чем дело? Почему здесь не может родиться этакое рыжее чудо? Тем более что это не прецедент, было уже здесь такое чудо, рождалось уже и жило. Почему жило? Почему?! Живет!

Майор глубоко вздохнул и длинно выдохнул. Спокойно. Где твое хваленое крестьянское равновесие? Стыдись. Костюм на тебе? На тебе. Галстук на месте? Так точно. Рубашка свежая. Педантизм в мелочах всегда помогал оставаться достойно сдержанным внешне. Пошли. Не заблудишься. Двенадцать лет назад здесь начинал, молодым бравым курсантом.

Постучал в старую дверь и с новым уведомлением, выведенным фломастером жирными буквами на листке картона: «Капитан Ключевский О. Д.», постоял и подождал. Это тот самый неуживчивый капитан, бывший подполковник, про которого ему, конечно, поведали. Ну да Дерябину с капитаном детей не крестить, хотя если и искать в провинции помощника, то… Ладно. Постучал громче и настойчивее. Услышав сиплое: «Да!» — вошел.

Вот так и представлял себе майор сосланного Ключевского О. Д.: всклокоченный остаток волос на голове, лицо и рубашка одинаково мятые, из-под мышек ползут темные пятна, по комнате плавают густые сизые клубы папиросного дыма; сам сидит, локти на столе, щеки свесились на ладони и, если бы не потухшая папироса во рту, очень похож на чертова сенбернара Джоя. Чего-то не додумал майор насчет большого барбоса, не ухватил скользкого малька мыслишки за трепещущий хвостик. А тут вот второй барбос сидит не в самом хорошем расположении духа, невооруженным глазом видно.

— Майор Дерябин, — представился Дерябин. И удостоверением мелькнул перед злыми глазками тучного капитана. — Из Москвы.

— Вижу, вижу, — прохрипел Ключевский, смял папиросу в переполненной пепельнице и лишь потом встал. Захватил толстой ладонью китель, висевший на спинке стула, и стал, шумно дыша, втискивать в него свое большое неповоротливое тело. Из кармана кителя грохнулась фляга. Капитан не смутился. Поднял.

— Хорошо экипированы, капитан, — счел нужным заметить майор.

— Стараюсь, — согласился Ключевский, широко расставив ноги, опершись ладонями в стол и наклонив голову. — Чем могу?

Теперь на быка похож, но он ведь не тореадор, Дерябин, то есть нет у него, честно говоря, такого желания, и как они тут работают, ему наплевать, растереть и забыть, не за этим он прикатил сюда, но привычка к порядку и природная основательность давали о себе знать.

— Меня интересуют пропавшие собаки. Украденные, уведенные, просто утерянные. Были такие заявления?

— А люди вас не интересуют? Пропавшие люди? Убитые, ограбленные, похищенные?

— Нет. Только собаки. — Не хотелось садиться в этом грязном неуютном кабинете. И ругаться тоже не хотелось. Но спертый воздух и туша капитана, от которой несло табачищем, спиртным и потом, угнетали.

— А угнанные автомобили?

— Только собаки. Я не инспектор, капитан.

— Жаль. — Ключевский забросил в толстогубый рот новую папиросу.

— Вы бы хоть форточку открыли! — прорвался Дерябин.

— Валяйте, открывайте. Сами. Не возражаю, — между прикуриванием и раскуриванием бросал капитан. — Вы же не инспектор.

— Капитан Ключевский! — понесло майора. — Я ведь приехал к вам не в лапту играть! И если говорю, что мне нужны собаки, значит, мне нужны собаки. Извольте оказать содействие, как и положено по инструкции.

— Не кричи, майор. Не в столице. Здесь люди темные, неправильно поймут.

— Поймут, — вдруг твердо сказал Дерябин. Сорвавшись, он моментально взял себя в руки, и спокоен был теперь, как утюг. — Кому надо, поймут. Закон у нас один.

— Кончай, майор, про закон, уши вянут. И про инструкции я все знаю. Так что не суетись, окажу я тебе содействие. — Ключевский выдвигал ящики стола и рылся в беспорядочно наваленных кучах фотографий, бланков и всевозможных бумаг. — Одного не пойму. На кой бес они тебе сдались, эти вонючие псы? Не из-за них же ты тащился в наш засранный городок? А, майор? Или из-за них?

— Мы с вами, капитан, на брудершафт не пили, — нехотя проронил Дерябин и впился в фотографию, зажатую толстыми волосатыми пальцами Ключевского.

Фотография развернулась, вынырнув из хлама внутристольного бардака, и застыла. Она, видит Бог, это она. Рыжая грациозная девочка. А в руках у нее висит, насколько мог судить майор, бассет — длиннотелое, коротконогое, нелепое создание.

— Помешались вы на собаках, — бубнил между тем капитан, игнорируя справедливое замечание майора насчет брудершафта. — Я думал, только у нас эта зараза, от скуки провинциальной и от нехватки, скажем, духовного общения. Ан нет. И до Москвы докатилась.

Дерябин уже грыз сухарь. На второй фотографии девочка садилась в автомобиль, в «восьмерку» цвета мокрого асфальта.

— Что, майор, оскудела столица на спецпайки? Сухариками не брезгуете?

Замечание по поводу тыканья возымело, отметил автоматически майор, не совсем зажирел этот боров. Но его теперь только девочка интересовала, лишь тоненькая похитительница собак.

— Девочку нашли?

— Нашли.

— Допросили?

— Нет, конечно. Ей всего двенадцать лет.

— Какая разница? Она закон нарушает, она преступница.

— Ну-у, майор. Осторожнее со словесами.

— Вы обязаны были ее допросить, — упрямо и целеустремленно гнул свое Дерябин.

— И посадить.

— И посадить!

— Ребенка?

— Перестаньте паясничать. Давайте ее адрес.

— Нет. — Ключевский шумно сел. — Адреса ее я вам не дам.

Сколько, он сказал, ей лет? Двенадцать? Двенадцать. Двенадцать лет.

— Послушайте, капитан…

— Вам кто нужен? Эта девочка или собаки?

Дерябин резко шагнул к окну и рванул форточку. И вторую створку тоже рванул. Вздохнул опять глубоко и длинно выдохнул.

— Осторожно со стеклом, — проворчал Ключевский. — У нас теперь ни черта нет в прокуратуре. Разобьете, на сквозняке мне сидеть.

— Что же вы сделали с этим? — тихо спросил майор, кивая на фотографии.

— А ни хрена, — сказал Ключевский и, смахнув фотографии в стол, с шумом задвинул ящик. — Нашлись эти дармоеды. Псы то есть.

— Не любите собак?

— А за что их любить? Весь город изгадили, ступить негде. А в жару знаете, какой запах преобладает? Вот именно. Собачьего дерьма.

— Штрафуйте хозяев.

— Хотите сказать, хозяева виновны, не собаки?

— Разумеется.

Ключевский встал, подошел к майору вплотную, большой, весь мятый и странно беспомощно добрый. Посопел и просипел:

— Так вот, девочка, майор, тоже не виновата в том, что ей с бабушкой жрать нечего. А те, кто в этом виноват, небось не сухарями питаются и не здесь обитают, не у нас, а у