Читать книгу - "Телефон - Андреа Камиллери"

— Да. Но ведь я деньги по доброте взял, пожалел тебя, чтоб жизнь тебе не портить, не хотел, чтоб ты до конца дней тюремным харчем давился.

— А еще две тысячи, которые вы через полгода потребовали, когда я на вашу дочку даже в подзорную трубу не смотрел?

— Мне тогда деньги очень были нужны. Позарез.

— И я их вам дал. Но вы допустили одну ошибку.

— Какую?

— Записочку мне написали. Она как раз у меня в кармане. Я вам ее прочту для освежения памяти. Слушайте: «Синьор Дженуарди, если вы не дадите мне две тысячи лир, я расскажу про вас и про мою дочку вашей жене». Стоит мне показать эту записку начальнику полиции Спинозо, он вас арестует. Знаете, как называется то, что вы сделали? Вымогательство. Шантаж.

— А ты в тюрьму сядешь за растление малолетних.

— Не торопитесь, друг мой, не торопитесь. Аннетта уже невеста, верно?

— Через полтора года замуж выйдет.

— Если эта история выплывет наружу, свадьбы не будет. Коли на то пошло, я всем расскажу, что не только за жопу ее трогал, но и раком ставил по всем правилам. Спокойно. Не дергайтесь. Помните про револьвер. После этого ваша Аннетта мужа себе не найдет даже среди людоедов. Вы меня поняли?

— Как не понять. Говори, чего тебе от меня надо?

— Хочу получить письменное согласие на установку нескольких столбов на вашей земле.

— А заплатишь?

В

(Кавалер Манкузо — командор Лонгитано)

— Кавалер Манкузо! Входите, входите.

— Вы хотели меня видеть, и я тут как тут. Для Филиппо Манкузо приказ командора Лонгитано закон.

— Изволите шутить, кавалер. Какие приказы! Только просьбы, покорнейшие просьбы. Сожалею, что пришлось вас побеспокоить. Кабы не я, сидели бы в Вигате, а то пришлось в Монтелузу тащиться. Я здесь уже дней двадцать, к брату приехал подлечиться, Нино у меня врач.

— Что-нибудь серьезное?

— Слава богу, нет. Но в нашем возрасте приходится думать о здоровье. Вы-то как себя чувствуете?

— Не жалуюсь.

— Поставьте свечку Богородице. Помните пословицу? «В шестьдесят инвалид: тут болит, там болит».

— Истинная правда.

— Чтобы не задерживать вас, сразу перейду к делу. Попросить вас приехать побудило меня письмо, которое я получил сегодня утром от депутата Палаццотто, моего дорогого друга. Вы знаете, какой это прекрасный человек, — второго такого не найти.

— Да продлит Господь его дни за все добро, которое он делает даже тем, кто этого недостоин!

— Вот его письмо. Я вам прочитаю. «Дорогой Лолло, к величайшему своему огорчению узнал, что ты неважно себя чувствуешь. Надеюсь, это ненадолго и твое здоровье скоро поправится. Нам с тобой еще предстоит столько сделать на благо нашего любимого края. Относительно устройства на работу в Сицилийский банк Манкузо Альберто, которого ты столь горячо рекомендуешь, с удовольствием сообщаю тебе, что все на мази. Через пару дней его должны пригласить для беседы в Генеральную дирекцию банка в Палермо. Говорить с господином Манкузо будет замдиректора центрального отделения Антенори Манджими, он из Болоньи, но наш человек. Так что можно не волноваться. Поправляйся скорее. Крепко тебя обнимаю. Твой Чиччо Палаццотто». Что с вами, кавалер? Вы хотите стать на колени?

— Да, хочу. Стать на колени и поцеловать вам руку! Не знаю, как вас благодарить. Скажите, что я могу для вас сделать, и я сделаю. Все что угодно. К вашим услугам!

— Поверьте, кавалер, для меня лучшая благодарность видеть, что вы довольны. Этого достаточно. Не смею вас больше задерживать. Надеюсь, при следующей нашей встрече смогу сказать, что вашего сына приняли на работу в банк. Я провожу вас до двери.

— Бога ради, командор, не утруждайте себя! Я найду дорогу.

— Минутку. Извините, забыл спросить у вас одну вещь. Вы знаете, что Филиппо Дженуарди подал ходатайство о проводке телефонной линии между ним и его тестем?

— Нет, я этого не знал.

— Если не ошибаюсь, часть столбов под провода должна быть установлена на вашей земле.

— Ну и пожалуйста, никаких проблем. Скилиро, тесть Дженуарди, мой друг, да и сам Пиппо Дженуарди родился и вырос на моих глазах. Повторяю: никаких проблем. Сколько нужно столбов, пусть столько и ставят.

— Одна проблема все-таки есть.

— Да?

— Да.

— А именно?

— Этих столбов на вашей земле быть не должно.

— Нет?

— Нет.

— Никаких проблем, командор! Даже под страхом смерти ни одного столба поставить не дам. Ни одного! Пускай Филиппо Дженуарди, ежели ему так надо, в другом месте землю рогами роет.

Г

(Пиппо — синьора Джакапоне — Мариано Джакалоне)

— Здравствуйте, синьора. Синьор Джакалоне дома?

— А вы, извиняюсь, кто?

— Филиппо Дженуарди. Вы меня не помните, синьора Берта? Вы меня с тех пор знаете, как я под стол пешком ходил.

— А, это ты! Пиппо! Извиняй, сынок, стара я стала, вижу худо. Ты ведь женат, верно? А дети есть? Дал тебе Господь детей?

— Пока не дал. Синьор Джакалоне дома?

— Мой муж? Мариано?

— Да, синьора, ваш муж. Синьор Мариано.

— Что тебе сказать, сынок? И да и нет.

— Как это?

— А так, что уже три дни у него у самого не все дома. Ум, понимаешь, отшибло. Всего три денечка назад молодым в свои восемьдесят с гаком выглядывал. А в понедельник за обедом вдруг уставился на меня, сердечный, и пытает: «Извиняюсь, синьора, а вы кто будете?» Я ажно похолодела вся. Отвечаю: «Берта я, твоя жена!» Он молчит, будто даже не слышит. Только когда уже темнеть стало, опять меня признал: «Где ты целый божий день пропадала, что я тебя не видел?» Какое несчастье, сынок! А зачем тебе мой муж?

— Можно мне с ним поговорить?

— Заходи, да только пустое это дело. Вот, посмотри на него. В кресле все время сидит и разговаривать не хочет.

— Как поживаете, дон Мариано?

— Ты кто?

— Филиппо Дженуарди.

— Документы покажи.

— Я при себе не ношу.

— А коли так, кто мне докажет, что ты Филиппо Дженуарди? А вы, синьора, кто будете и почему ведете себя как хозяйка, пользуясь тем, что моей жены Берты дома нет?

— О, господи, Мариано! Берта я! Мы с тобой уже шестьдесят два года как женаты!

— Вы тоже, синьора, документы свои покажите.

— Видишь, Пиппо? Я же тебе сказала, что пустое это дело!

— Вы правы, синьора. До свиданья, синьор Джакалоне.