Читать книгу - "Телефон - Андреа Камиллери"

(Командор Парринелло — квестор)

— Командор Парринелло! Спасибо, что пришли.

— Это мой долг, господин квестор.

— Как его превосходительство?

— Забинтован не хуже мумии. Это надолго.

— Инспектор уехал?

— Да, вчера. Въедливый тип. Дотошный. Говорят, учинил длинный допрос супрефекту Бивоны. Думаю, добром это не кончится.

— Для префекта, если я вас правильно понял?

— Нет. Для супрефекта.

— Полноте, командор!

— Согласитесь, его превосходительству повезло. Благодаря тому, что в результате падения господин префект не может ни говорить, ни писать, ему не пришлось ни говорить, ни писать. А потому никаких чисел, никакого пустословия, никакого раздувания проблемы смутьянов, как он их называет. В глазах инспектора Коломботто-Россо, наш Марашанно остался беднягой, получившим увечье. К тому же в префектуре все было в полном порядке, я сам об этом позаботился. Чтобы сохранить лицо, Коломботто-Россо сделал несколько незначительных замечаний. А в оправдание дорожных и других расходов, связанных с приездом сюда, он потребует голову супрефекта, сочинившего донос на своего начальника.

— Вы хотите сказать, что мы должны терпеть в префектуре полоумного, которому место в сумасшедшем доме? Терпеть Марашанно, когда мне докладывают об опасности крестьянских волнений!

— Что вам сказать, господин квестор? Выходит, так.

— Послушайте, командор, вы, думаю, уже поняли, что перед вами человек, который спит с прислугой.

— Ничего я не понял. В любом случае это ваше личное дело.

— Да нет же, Парринелло, это такое выражение. В наших краях оно означает: люблю говорить ясно.

— Прошу прощения, не знал.

— Так вот я хотел вам сказать, что получил два письма. Одно от друга — он в Министерстве работает. Я ему тут вопросик послал, и он ответил. У Марашанно никогда не было жены — ни первой, которая якобы умерла, ни второй, якобы сбежавшей с любовником. Марашанно холостяк. Я вижу, вас это не удивило.

— Я это подозревал.

— Неужели?

— Я часто бывал в квартире его превосходительства на верхнем этаже префектуры. Сразу видно, человек привык жить бобылем — кажется, это так называется. Иной раз…

— …вам его было жалко.

— Он был похож на брошенную собаку. Такое же впечатление создалось у моей жены в тот вечер, когда мне удалось затащить его превосходительство к нам на ужин. После его ухода, когда мы легли спать, жена долго не могла уснуть. На мой вопрос, что с ней, она ответила, что думает о недавнем госте. А потом спросила: «Ты уверен, что он был женат?» И, помолчав, сказала: «Будь внимателен к этому бедолаге, добро тебе зачтется». Потому-то…

— …вы и полили лестницу оливковым маслом.

— Вы сами понимаете, что говорите?!

— Я же вам сказал, что сплю с прислугой. Не забыли?

— Можете спать хоть с драной кошкой, мне на это насрать. Но вы не смеете…

— Смею. Послушайте. Я получил анонимное письмо. Автор письма, который наверняка имеет отношение к префектуре, утверждает, что его превосходительство префект Марашанно упал не случайно, а поскользнулся: лестничная площадка и две первых ступеньки были политы оливковым маслом.

— А в этом чертовом письме не сказано, кто это сделал?

— Имен там нет.

— Вот видите? Ваше подозрение на мой счет просто оскорбительно!

— Командор, вы забываете, что я прежде всего полицейский. А посему я бы вас попросил. Подозрение, что его превосходительству господину префекту помогли упасть, возникло у меня еще до анонимного письма. Смотрите, какое совпадение! Утром объявляют об инспекции, а днем, в результате падения, состояние его превосходительства не позволяет ему говорить и писать. По-вашему, кто — провидение переломало ему кости, но при этом спасло карьеру? Бросьте! Минуту назад вы сами себя выдали, разве нет? Ваши слова о жалости к Марашанно — лучше всякого признания! А вы не подумали, что бедняга может сломать шею?

— Мы подумали, господин квестор.

— Кто это «мы»?

— Я и моя жена. Поэтому она тут же побежала в церковь и сделала богатое пожертвование святому Калоджеро, объяснив ему, что я действую во благо.

— Вы это серьезно?

— Мы верим в святого Калоджеро, господин квестор. И как видите… Короче говоря, я в ваших руках, скажите, что я должен делать, и я сделаю все — от самодоноса до отставки.

— Не смешите меня. Вот, возьмите. Это анонимное письмо, о котором я говорил. Изучите его хорошенько, может, вам удастся установить автора: почерк изменен довольно неуклюже. Искренне рад был встрече, командор Парринелло. И передайте привет вашей любезной супруге, с которой я не имею удовольствия быть знакомым.

— Окажите мне честь, господин квестор, пожалуйте в один из ближайших вечеров на ужин.

Б

(Джакомо Джилиберто — Пиппо)

— Да как ты посмел сюда явиться? Бесстыжая твоя рожа! Вон из моего дома!

— Синьор Джилиберто, выслушайте меня…

— А ху-ху не хо-хо, синьор Дженуарди? Убирайся или я вызову карабинеров!

— Ладно, ухожу. Вам напишет мой адвокат.

— Адвокат? Какой еще адвокат? Чья бы корова мычала… Если кто и должен был о законе вспомнить, так это я. Нет, вы только посмотрите на эту рожу! После женитьбы он переезжает сюда, на улицу Единства Италии, живет в соседней квартире, можно подумать, что он по уши влюблен в жену, если по ночам моя супруга уши вынуждена затыкать, чтобы не слышать, чем они занимаются в постели, а вместо этого…

— Может, не стоит старое ворошить, дорогой синьор Джилиберто?

— Не стоит, говоришь? Да передо мной до сих пор стоит лицо Аннетты, дочки моей, тринадцать годков ей тогда было! Дите малое! И ты!.. Ты!.. Она мне рассказала, что кажинный раз, как ты встречал ее на лестнице, ты ее за жопу хватал. Тюрьма по тебе плачет! Девочка по лестнице спускалась, веселая, беспечная, и вдруг ее цап за жопу! Доченьку мою!

— Так это все в шутку было. Не верите? Игра такая у нас с ней. Мы уговорились. Аннетта подстраивала встречи на лестнице, давала трогать себя, а взамен получала пол-лиры…

— Сперва охальничал, а теперь, гляжу, дите невинное опорочить вздумал! Что ты хочешь этим сказать? Что моя дочь продавалась? Убью!

— Синьор Джилиберто, положите нож. Не положите — стрелять буду. Видите револьвер? Заряженный. Кладите нож, сядем, поговорим. Слава богу, так-то лучше. Вернемся к тому, что каждое прикосновение обходилось мне в поллиры. Знаете, когда ваша дочь рассказала вам про встречи на лестнице? И почему вдруг она это сделала? Не знаете? Тогда слушайте дальше. Она подняла цену. Потребовала за каждый раз по лире. Я отказался. Спокойно! Помните про револьвер. А что сделали вы, когда узнали? Побежали в полицию? Подняли скандал? Ничего подобного. Вы пришли ко мне и потребовали возмещения — две тысячи лир. Деньги немаленькие, но я их выложил. Разве нет? Отвечайте.