Читать книгу - "Одесса-мама. Каталы, кидалы, шулера - Анатолий Барбакару"

Одним из более или менее запоминающихся эпизодов в жизни Семы можно считать неприятность с сыном парикмахерши.

Великовозрастный дуралей, забирая у Семы мамины боты, прихватил заодно и транзисторный приемник «Океан». Приемник у Семы оставил один из завсегдатаев. Другой должен был забрать. Людям так было удобно. Мало ли... Может, они перераспределяли долю с последнего дела и, от греха подальше, не хотели видеть друг друга.

Сема без задней мысли поставил транзистор на оконце. До этого не было случая, чтобы в будке что-то пропадало.

Теперь такой случай произошел.

Пока Сема отворачивался за ботами, двадцатилетний малец приемник и умыкнул.

Сема хватился пропажи скоро. До прихода получателя. И сразу вычислил мальца. Закрыл будку на замок и пошел к парикмахерше.

По пути ему подвернулся один из местных блатных авторитетов. Из опустившихся, но действующих.

— А я к тебе, — сообщил авторитет.

— Вот ключ, — сказал Сема. — Я — скоро.

— Случилось что? — почуял неладное блатной.

— Та... Райкин пацан приемник «помыл».

— Ну?!.. — сразу взвился авторитет. И увязался за Семой.

Мама и сын были дома. Сын не ожидал, что на него выйдут так скоро. Сумка с приемником стояла в прихожей.

Как испугалась, зашлась от ужаса мама-парикмахерша, когда авторитет деловито щелкнул выскакивающим лезвием ножа. И сын-клептоман побледнел, по-рыбьи безвольно разинул рот.

— Ша, — остановил спутника Сема. Какое-то время внимательно глядел на постоянную клиентку Раю. Перевел взгляд на сына. Постановил: — Принесешь сам. И больше ко мне ни ногой.

Это было как проклятие.

И через двадцать лет, уже похоронив мать, став уважаемым главой семейства, этот бывший юноша помнил слова сапожника. И каково ему было знать, что и другие помнят их.

Через двадцать лет Сема уже не был прежним Семой, пассивно созерцающим течение жизни через всегда распахнутую дверь своей будки. Семе стукнуло уже шестьдесят, и было бы странным, если бы возраст не отразился на его манере общаться с людьми.

К Семе ходило править подметки уже второе, а то и третье поколение молдаванских семейств. Его услугами диспетчера пользовалось второе-третье поколение посвященных жителей других районов.

Этим детям и внукам своих клиентов Сема уже позволял себе давать советы. Советы пожилого человека, который в этой жизни кое-что слышал, кое-кого знал и был в курсе кое-каких дел.

Советы Семы были полны мудрости.

— Послушай дядю Сему, не вздумай играть в «деберц» с маленьким Фимой. Его папа партнировал с Чубом. И, чтоб ты знал, за «терц» от козырной девятки надо спрашивать сразу.

Или:

— Если будете отдавать сына в медицинский, не давайте деньги наперед. А лучше вообще не давайте. Там такие бессовестные люди. Они у всех берут. А потом, кто не прошел, дают назад. Кто прошел — забирают себе. Кому надо такая помощь?..

Сема — мудр. Это только считается, что для того, чтобы набраться мудрости, надо самому через многое пройти. Многое испытать на себе. Большинство Семиных блатных дружков-ровесников через столько всего прошли, столько испытали... А где их мудрость?..

Еще через десять лет все стало по-другому. Будку снесли. Сносу не смогли помешать даже влиятельные клиенты Семы. Да и куда делась их влиятельность за это переломное десятилетие! До власти добрались новые люди, бесцеремонные, не признающие того самого человеческого фактора.

Началось безвременье. Вот тогда-то и подался Сема в вышибалы. Подался не от хорошей жизни. Но и без особого насилия над собой. Он привык быть нужным людям.

Но прошло еще десять лет. Кончилось и безвременье...

...Летними вечерами, когда добреют люди и беспощадное весь день солнце миролюбиво прячется за крыши домов, бывший вышибала Сема выбирается во двор.

Сидит на скамеечке рядом с мужиками-соседями, стучащими костяшками домино. Сам не играет. Да и не смотрит, как играют другие. Домино во дворе стало популярным совсем недавно, с тех пор как в освободившиеся квартиры въехали новые жильцы. Сема не потому не следит за игрой, что ему неприятны игроки. Он умеет ладить с людьми, научился за жизнь. И с соседями ладит. Даже с теми, кто злоупотребляет неместным произношением слога «го». И Сему во дворе уважают, относятся почтительно, хотя и снисходительно, как обычно к старикам.

Его игровая пассивность объясняется просто. Осваивать домино ему уже поздно. И это понимают все. Не зовут уже.

Сема кротко сидит на краю скамейки. Выцветшими глазами смотрит перед собой. На все, что попадает в поле зрения. На котов, вальяжно вышагивающих по двору... На бывшую однокашницу Фаину (уже лет пятьдесят как тетю Фаю), вывешивающую постиранное белье... На бредущего сквозь арку дворового наркомана Стасика, который мог бы быть его внуком, если бы он, Сема, пятьдесят три года назад простил его бабушке Полине поход в кино с Петькой-очкариком из соседнего двора.

Сема смотрит прямо перед собой и видит лишь то, что попадается ему на глаза. О чем при этом думает, что вспоминает?.. Вспомнить ему есть что. Как, впрочем, и всем, дожившим до его возраста.