Читать книгу - "Личное дело господина Мурао - Даша Завьялова"

мог видеть кто-то из знакомых. Значит, я сразу должен был сказать полицейским, что выходил подышать.

– А когда вы вернулись, девушка исчезла? – спросила я.

– Да. Как вы догадались?

– Если бы девушка умерла, дело закрыли бы как несчастный случай, и вряд ли сейчас вы вспомнили бы о нем в связи с убийством. Если бы вы все-таки вызвали помощь, когда вернулись, дело решилось бы миром – или, наоборот, вас судили бы, но такого не случилось. Значит, она ушла сама.

– Все верно. Вы умело идете от противного. Этот способ оставляет мало возможностей ошибиться.

– Вы запомнили мое эссе?

– Я выбрал вас благодаря ему.

В начале этого года открылся книжный клуб, где Мурао стал председателем и куда мы с Кадзуро немедленно записались. Несколько дней назад писатель предложил желающим набросать эссе о том, каким должен быть детектив. Мы даже обсуждали группой, почему вдруг он выбрал такой жанр, ведь сам он был автором любовных романов. Кадзуро предположил, что книги для женщин легче писать и проще продавать, а настоящие интересы Мурао лежат в области детективов. Но, оказывается, эссе отсеивало негодных на роль его помощников.

– В вашей работе мне понравилось именно это рассуждение. А ваш товарищ, – он посмотрел на Кадзуро и слегка наклонил голову, – приятно поразил меня убеждением, что все люди скорее дурны, чем хороши, и при расследовании стоит исходить из этого. Правда, я искал только одного человека, которому мог бы довериться. Но кое-кто из группы сказал мне, что вы дружите, – и я уж больше не сомневался, что стоит попросить о помощи вас обоих.

– Спасибо за доверие, господин Мурао. Да, мы с Кадзуро вместе росли и неплохо думаем на двоих, – сказала я. – Пожалуйста, продолжайте. Что случилось потом?

– Я еще около часа метался по дому как безумный и проверял укромные места. Думал, что она доползла до какого-нибудь закутка и там умерла.

Я попыталась представить дом, в котором все случилось. Наверное, это была старинная кематия, такая, в какой я живу сейчас с тетей. Но там и закутков особенно нет – одни полупустые пространства, перегороженные ширмами. Вот ведь как Мурао испугался, выходит, раз весь вечер обходил дом!

– И все эти годы вы ничего не слышали о девушке. – Кадзуро делал записи в блокноте. – Ни до войны, ни… да, кстати, а где вы были во время войны?

– В Сингапуре. И еще в Индонезии[7].

Я повернулась к Кадзуро и сделала большие глаза.

Месяц назад, на праздник Хиган[8], мы все вместе – он с родителями и я с тетей Кеико – отправились на кладбище привести в порядок могилы родных, а потом сели немного поесть. Как это часто бывает, разговор зашел о войне. Хотя она закончилась семь лет назад, люди постарше реагировали на эту тему по-разному – и нас не раз предупреждали, чтобы мы не обсуждали ее вне дома.

Но Мурао сам уточнил:

– В самом конце войны, фактически по дороге домой, я познакомился на Хоккайдо с женщиной, у которой в Харбине погиб муж. Остался жить у нее, а в Киото бывал по делам – редкими наездами.

– Я просто хотел понять, почему нападение произошло через столько лет, – сказал Кадзуро. – Решил, что вы, должно быть, не жили в Киото.

– Так и есть: я вернулся сюда несколько месяцев назад.

Я спросила:

– Вы думаете, что та женщина выследила вас после возвращения в Киото, решила отомстить за давнюю обиду – и по какой-то причине начала с прислуги?

– Я уверен в этом, – ответил Мурао. – Поэтому мне нужна помощь даже не в расследовании, а прежде всего в том, чтобы узнать ее адрес. А уж с ним я пойду в полицию.

– Но почему не рассказать следователю про Наоко? Я уверена, ее адрес нашли бы в два счета.

– Я бы хотел, чтобы расследование прошло потише и побыстрее. Газетчики сейчас публикуют чуть ли не все, что известно следствию, – я слежу за криминальными колонками и, к несчастью, часто такое наблюдаю. Представьте, что я сообщу полиции, почему подозреваю Наоко, – пока ее будут искать, весь город будет обсуждать историю, которую я вам рассказал!

Какой-то резон в его словах был. В то время действительно пресса допускалась так близко к делу и публиковала так много, что нередко это мешало расследованию. Я подумала, однако, что стоит все-таки поразмыслить над доводами Мурао.

– А других врагов у вас нет? – спросил Кадзуро.

– Мне кажется, я скорее нравлюсь людям. – Мурао с улыбкой посмотрел на меня. Я смутилась, а он продолжил, слегка наклонившись к нам через стол: – Кроме того, я все-таки уверен, что покушение связано с той историей. Ведь прислуга была убита ударом в висок, раздета и уложена на пол душевой.

На несколько секунд за столиком установилась тишина. До того, как господин Мурао озвучил эту деталь, я готова была сомневаться, что причины преступления кроются в его прошлом, но теперь…

– Да, с таким аргументом трудно спорить, – признала я. – Скажите, господин Мурао, что вы помните про эту девушку? Как мы сейчас могли бы ее найти?

Он задумался.

– Честно говоря, немногое. Она из хорошей семьи. Жила тогда, кажется, где-то в северо-западной части города.

– Как ее фамилия?

– Одзава. Одзава Наоко.

– Мы живем около школы Сагано. Это тоже на северо-западе, – сказала я. – Попробуем узнать что-нибудь. Одзава – не самая распространенная фамилия; может быть, моя тетя или родители Кадзуро помнят что-то об этой семье.

– Хорошо. Только, если возможно, объясните им причину вашего интереса как можно деликатнее. – Господин Мурао приложил руку к груди. – Наверное, я не имею права просить о подобном, и все же. Просто представьте, какое раскаяние я чувствовал все эти годы и в каком положении я теперь из-за ошибки, которую сделал почти двадцать лет назад.

Кадзуро шумно выдохнул – он так делал, когда сдерживал смех. Я не знала, распознал ли писатель в этом звуке что-нибудь оскорбительное, но на всякий случай поспешила отвлечь его:

– И еще один вопрос. Скажите, вы расспрашивали соседей о том, не видел ли кто чего необычного около вашего дома?

– Конечно. Но я бы не сказал, что это помогло делу. В день убийства сосед заметил велосипед, прислоненный к моему забору. Он его запомнил, потому что велосипед был военный, черный – точно такой же, какой был у него самого. Вроде бы у него была немного погнута рама. Не знаю, имеет ли этот велосипед значение и может ли он принадлежать Наоко. Может быть, его на несколько минут прислонил к моему забору