Читать книгу - "Искатель, 2002 №12 - Анна Витальевна Малышева"

казалось, что они существуют во плоти и крови. Я дал им имена и скучал по ним, когда мы с мамой возвращались в город. В нашей крохотной квартирке даже для воображаемых друзей места не было. Их имена я брал из книг. В основном, из сочинений Эдгара По, которые стояли на полке у дедушки.

Сейчас же я был совсем один, и странно — меня это вовсе не пугало, напротив. Когда я отпер расшатанную калитку, туг же свалившуюся с петель, пересек поросший травой двор и вступил в дом, то ощутил что-то очень похожее на счастье. Я был тут самим собой. Здесь никто не требовал от меня доказательств, что я являюсь именно тем, что есть. А это уже много! У меня сразу мелькнула крамольная мысль — никогда отсюда не уезжать, остаться тут навеки, со своим паспортом, который вскоре станет недействительным. Кому здесь его проверять? Кто мог меня видеть, кроме птиц, пересекающих жаркое бледное небо, ящериц в огороде и старой жабы, многие годы подряд живущей под крыльцом? Разве им нужны были документы, чтобы жить?

Мысль глупая, но сладкая. Я решил провести в дедушкином доме несколько недель.

Первые дни я подъедал то, что привез с собой из города в багажнике. Когда продукты кончились, съездил в ближайший поселок. Ехать пришлось больше часа, зато я накупил еды на два месяца, как минимум. Продавец меня узнал — он торговал в этом магазинчике еще в пору моего детства. Волос у него стало меньше, а взгляд остался тот же — сонный и вместе с тем, внимательный.

— Надолго к нам? — осведомился он, отвешивая крупу. Каша — это единственное, что я могу приготовить по-человечески. Ну, может, еще разогрею банку консервов на водяной бане, на большее у меня смелости не хватает.

— Надолго, наверное, — ответил я, обыскивая взглядом полки. — Дайте-ка еще горошек и томаты… И сухое молоко тоже возьму…

Все это он выложил на прилавок, не сводя с меня глаз, и вдруг улыбнулся, растянув потрескавшиеся серые губы:

— Наверное, ты этого не помнишь… Ты был маленьким и ходил сюда с мамой, и однажды мне сказал, что будешь покупать только мороженое, когда вырастешь. Одно только мороженое! Я все жду, когда ты его попросишь.

— Ну и ну. — Я в это время упаковывал покупки. — Я его теперь и в рот не беру!

— Дом будешь продавать? — Он по-прежнему обращался ко мне фамильярно, но я не возражал. Все-таки приятно сознавать, что ты не пустое место в этом мире. А мне так часто давали это понять во всяких учреждениях…

— Не буду.

Ответ оказался неожиданным для меня самого, но если рассудить, то здравого смысла в нем было немало. Как я мог продать дом? Если бы нашелся покупатель (сумасшедший, конечно) и согласился выложить ту сумму, которая была бы мне не в обиду, то я все равно не успел бы совершить сделку до окончания обмена паспортов. А уж после… У нотариуса был бы только один вопрос — а почему у вас неисправные документы? Другими словами — кто мой отец? И круг замкнется.

Для того чтобы покупать продукты в этой деревенской лавке, мне не нужен был паспорт. Я понял это, и по сердцу будто провели мягкой кистью, смоченной в теплом масле. Да, компромисс. Но и свобода…

— Не буду продавать дом, — сказал я, собирая пакеты в охапку, чтобы отнести их к машине. — Сам буду там жить.

Он крикнул мне что-то вслед, но я не расслышал.

Безумное намерение — остаться тут навсегда… Но я все серьезнее обдумывал его. Почему бы нет? Дом одноэтажный, с небольшой мансардой, набитой старым хламом. Есть вся необходимая мебель, старый холодильник, который еще выполнял свои функции. Окна с целыми стеклами, дверь с исправным замком. Несколько комнат, знакомых мне с детства. Полное уединение. И огромное, очень знакомое солнце над головой. Нигде и никогда я не видел такого большого и белого солнца, как тут. И еще запах пыли — горький и все-таки приятный. Как дыхание матери на твоем лице, когда она подходит к тебе пожелать спокойной ночи.

Уехав, я отрезал себя от цивилизации, от проблем, от университета, от всех унижений, которые мне пришлось перенести за последнее время… Кто мой отец? Это было неважно. Здесь паспортов не проверяли, они были попросту не нужны.

Я вышел в огород и огляделся. Когда-то дедушка сажал тыквы, помидоры и кукурузу. Растения давно засохли — их забросили, не поливали. Но если снова взяться за дело и расширить площадь обрабатываемой земли… У меня были кое-какие сбережения. Внезапно я понял, что хочу остаться тут надолго. Может быть, в самом деле, навсегда. Уж слишком я устал.

Я еще успел продать городскую квартиру, пока не истек срок действия старого паспорта, и у меня на руках оказалась куча денег. Тем временем мой дом превращался в свинарник. Я умел делать все, что угодно, но только не прибирать за собой. Даже помыть посуду для меня — ужас. Как-то утром я обнаружил, что не осталось ни единой чистой миски, ни одной тарелки. Оглядел дом — он выглядел запущенным, невероятно грязным. Совсем не тем, что в былые времена. И тут мне пришла в голову абсурдная мысль. То есть абсурдная для человека, который всегда жил более чем скромно, иногда почти впроголодь.

Я могу нанять прислугу.

В самом деле могу? Я подумал и понял, что это так. Здесь, в глуши, работы для женщин практически нет. Они сидят дома, рожают детей, копошатся по хозяйству, живых денег в руках почти не держат. А у меня деньги есть. Исправного паспорта у меня скоро не будет, но деньги пока есть. Пропадать, так пропадать! В глуши живут по другим законам. Здесь не думают о завтрашнем дне, пока в огороде что-то растет, а у меня уже росло. Я вышел во двор и завел машину.

— Попробуй, — дружелюбно сказал мне продавец, которого я знал с детства. — Можешь написать объявление и повесить его у меня в витрине. Девки тут неприкаянные, много не возьмут. Тебе чего надо-то?

— Готовить что-нибудь вроде супа и жаркого и убирать в доме, — ответил я. — Больше ничего.

— Ну и славно.

— Может, немножко помочь в огороде.

И я снова поразился его ленивому и усталому взгляду, который вместе с тем пронзал тебя насквозь. Это был взгляд человека, который уже ничему не удивляется, что было странно в такой глуши. Тут любая мелочь — событие. Так сфинкс у пирамиды Хафра мог посмотреть на