Читать книгу - "Еще один шпион - Данил Корецкий"

— «…Мой сын, Поликарпов Д.М., студент первого курса МАРХИ, связался с сектой, именующей себя „Исчадия ада“, — выразительно, с расстановкой начал читать Евсеев. — Они с друзьями, такими же молодыми людьми, спускаются под землю, где специально подготовлены какие-то помещения и подземные ходы, и даже что-то вроде святилища, где сектанты, видимо, приносят какие-то жертвы…»

Леший издал приглушенный звук, похожий на кашель. Евсеев многозначительно глянул на него и продолжил:

— «…Мы с мужем пытались отговорить Димочку от общения с сектантами, но бесполезно. Наш сын — умный, начитанный мальчик, удивительно добрый. А тут он стал грубить и ругаться, и пригрозил, что уйдет из дома. И вот, 23 июня с.г., Дима не пришел домой ночевать. Как оказалось, лекции в этот день он не посещал. Что я испытала, что я передумала, не передать. Мы все обзвонили, все морги и больницы, и милицию тоже обзвонили. А Димочка пришел под утро, весь грязный, не узнать, и еле живой. И у него на лице была кровь! Мы стали расспрашивать, что и как. Димочка был сам не свой и сказал только, что они ходили под землю, искать какую-то Адскую Щель — проход в Царство Мертвых, там их встретил взрослый человек по фамилии то ли Лишай, то ли Леший, то ли Лишний, который и разбил ему лицо… Больше сын ничего не рассказал и ушел спать… Убедительно прошу вас пресечь действия „Исчадий ада“! А также найти и наказать этого взрослого, потому что такие и вовлекают молодежь во всякие секты…»

Сдерживая улыбку, Евсеев с интересом посмотрел на Лешего.

— Ну, что скажешь, «товарищ Лишай»? Вспомнил? Тебя под землей тоже все знают, не хуже, чем участкового на участке… А ты прибедняешься!

Леший засопел.

— Да ерунда все это…

Он замолк, быстро глянул на Евсеева и снова опустил глаза.

— Я их под «Кузницей» нашел, — выдавил он. — В старом коллекторе, заваленном, он с середины 60-х не эксплуатируется… И там метановые ловушки есть… ну, где газ собирается, он откуда-то из глубины прет. Так вот они в одну такую и забрели. И какой-то придурок, видно, зажигалку запалил… Я не знаю точно, может, спичку чиркнул… Ну, и рвануло. Концентрация небольшая, никого не поубивало, так только… пыхнуло слегка, пораскидало в стороны, оглушило, обожгло немного… Они, конечно, фонари свои растеряли, придурки. Бродили там в полной темноте, выли от страха… Ну, и все, в принципе. Я их собрал кое-как, выкинул на Вернадского за котельной…

Леший опять замолчал.

— Да, там был один, борзой такой… Думаю, это он чиркал, он и больше всех орал. Ну, так я ему рог вправил слегонца… Наверное, Поликарпов — это он и был…

Евсеев кивнул, спрятал жалобу обратно в папку.

— Выходит, ты их спас? А они на тебя жалуются?

— Ну, спас не спас… Может, и сами бы выбрались, хотя вряд ли… Знаешь, скольких мне вытаскивать приходилось? Только благодарностей никто не писал. Материли, кусались, драться бросались — это часто бывало…

— Да-а-а… Ни благодарности, ни справедливости, — сочувственно кивнул Евсеев. — А ты сам-то, Алексей — что ты там делал?

Леший перестал смотреть в пол и уставился в окно.

— Ну. Так, гулял…

— Один?

— А с кем? Я же выходной был…

— И дежурного не предупредил? И никакой записи в журнале внеплановых спусков не оставил? И рапорт о происшествии не написал?

Майор Евсеев изобразил крайнее изумление и даже руками развел.

— Не могу поверить.

— Ну. А чего предупреждать? Я ж не предупреждаю, когда в свободный день по Тверской прогуливаюсь…

— А когда ты последний раз по Тверской прогуливался?

Леший задумался.

— Давно.

И добавил:

— Уже и не вспомню.

Любой из начальников, сидевших в этом кабинете — и полковник Еременко, и подполковник Шахов, и полковник Кормухин, — короче, все, в этот момент стали бы орать, брызгать слюной и ругаться, в том числе матерными словами: «Ты что здесь придурка, Ваньку-сироту разыгрываешь, твою мать?! Ты в городе, как нормальные люди, никогда и не гуляешь, мать-перемать туда и обратно! Ты норовишь под землю забиться, как раньше, с этими долбаками! Только теперь ты не диггер-одиночка, а офицер подземной безопасности, командир специального взвода, твою мать! Особо секретного, между прочим! Кстати, и за секретность, и за особые условия тебе надбавки идут и льготная выслуга! А подземелья — это твоя зона ответственности, место службы, а не прогулок! Поэтому спуски можно проводить только в соответствии с Инструкцией к приказу 0071! А лезть каждый раз, как в жопе зачешется, ты права не имеешь! По Садовому кольцу пиз…й, пожалуйста, куда хочешь, или по Малой Дмитровке — это действительно твое личное дело! Ты понял, мать-перемать?!»

Но Евсеев не стал ни орать, ни материться. Он себя уважал и втайне немного собой гордился. Ему нравилось, что именно «под него» объединили линии обеспечения безопасности на ракетных полигонах, подземных объектах Москвы и работы с иностранцами, создав укрупненный отдел на правах самостоятельного Управления с приданным спецвзводом «Туннель». Нравилось, что его знает сам Директор, который лично отписывает документы ему — одному из сотен майоров, минуя своих замов-генералов, полковников — начальников управлений, и их заместителей — подполковников. Нравилось, что всего этого он добился сам, своим трудом и способностями. Ему нравилось, что он — руководитель новой формации, который не хамит подчиненным, не орет на них и не унижает человеческое достоинство. Одним словом, ведет себя так, как должен вести образцовый начальник — офицер государственной безопасности. Еще давным-давно, сотрясаясь от истерических криков в кабинете полковника Кормухина, он дал себе зарок никогда не кричать на своих подчиненных — если, конечно, таковые у него когда-нибудь появятся. И слово свое держит.

Диапазон тона — от доброжелательного до сурового, но без истерик. И без фамильярности, ясное дело. Внимание, корректность, чуточку иронии, безупречные логические конструкции — вот такой примерно портрет идеального начальника внедрял в жизнь майор Евсеев.

Но на деле это было нелегко.

Черт. Это было, как бы сказать, не матерясь? Очень нелегко.

Вот и сейчас создавалось впечатление, что Синцов, по каким-то загадочным подсознательным причинам, нарочно провоцирует его перечеркнуть облик руководителя новой формации и перейти на апробированный поколениями советских и постсоветских начальников язык матерных разносов, который поколения подчиненных почему-то наиболее хорошо понимают. Ведь он откровенно строит из себя дурака. А может, он и есть дурак? Но нет, по этому пути правильный руководитель не пойдет.

Евсеев вздохнул, задержал дыхание, выдохнул.

— Погоди. Ты — командир спецвзвода «Т». Пример для бойцов, так? Авторитет и образец поведения. Я верно излагаю?

Леший напрягся, выпрямился, но промолчал.

— Так какого черта ты, командир, первый нарушаешь приказ?! — не выдержав, повысил голос Евсеев. — Мы вместе обсуждали каждый пункт будущей инструкции, ты помнишь? По одному «в минус» не ходить — ни-ког-да! Оставлять наверху резерв, подготовленных и информированных людей, готовых прийти на помощь! Аккуратно протоколировать каждый выход! По часам и минутам! Это — основы существования «Тоннеля», азбука! И все это коту под хвост!.. И ты мне об этом так спокойно объявляешь, будто так и надо! Вот он я, такой-растякой! Нет, ну как так можно?!