Читать книгу - "Станция расплаты - Валерий Георгиевич Шарапов"

— Похвально. Значит, ты, Михаил, потомственный водитель? — занимая место в машине, произнес Абрамцев.

— Зовите меня Миша, так привычнее, — предложил водитель. — А насчет потомственности: можно и так сказать. Машины я люблю, даже очень.

— Девок надо любить, — усмехнулся Абрамцев.

— Одно другому не мешает, товарищ капитан, — отшутился лейтенант. Заняв место водителя, он обратился к следователю: — Куда едем?

— В институт Склифософского. Дорогу знаешь?

— А как же! Я всю Москву вдоль и поперек по картам изучил, как только узнал, что меня на Петровку приняли.

— Вот и отлично. Трогай, Михаил, время — наш главный союзник. Он же и враг, смотря как им распорядиться. — Супонев пристегнул ремень безопасности. — Мысль уловил?

— Вас понял, товарищ следователь, — водитель повернул ключ зажигания, и машина тронулась с места. — Доставлю в лучшем виде.

До института Склифософского ехали в молчании. Водитель внимательно следил за дорогой, следователь Супонев ушел в себя, а капитан Абрамцев лениво наблюдал за водителем. На вид лейтенанту было не больше двадцати трех лет. Невысокий, рыжеволосый, курносый — он производил впечатление вчерашнего школьника. Озорной взгляд выдавал в нем любителя шуток, но тонкие усики, старательно разглаженные короткими пальцами, как бы заявляли — время шуток прошло.

Добравшись до института, водитель припарковал машину чуть в стороне от ворот. Супонев коротко поблагодарил и, приказав дожидаться их возвращения, вышел. Абрамцев последовал за ним. Попав в вестибюль клинико-хирургического корпуса, он направился прямиком к вахтеру. Предъявив удостоверение, попросил вызвать лечащего врача Леонида Седых. Вахтер поколдовал над кнопками телефона внутренней связи, и через десять минут Абрамцев и Супонев сидели в кабинете штатного хирурга и главврача, профессора Фалеева.

— Ситуация следующая, — едва услышав о цели визита, Фалеев перешел к делу. — Леонид Седых поступил к нам в весьма плачевном состоянии. Мы сделали все, что могли, но на данный момент ни о каких допросах не может быть и речи. Мальчик очень слаб. Он до сих пор подключен к аппарату искусственного дыхания, и вряд ли в ближайшие пару дней что-то изменится.

— Хотите сказать, говорить он не может? — опередив следователя, задал вопрос Абрамцев.

— Не только говорить, но и дышать. Он еще не приходил в сознание, его показатели все еще далеки от нормы, — хирург вздохнул. — Поймите, мальчику пришлось пережить девятичасовую операцию. Это не каждому под силу.

— Мы это понимаем, — Супонев перехватил инициативу в разговоре. — И благодарны вам за терпение. И за ваш самоотверженный труд.

— Ну что вы! Это моя работа, — зарделся Фалеев.

— Моему коллеге сказали, что вам удалось связаться с родителями пострадавшего, — Супонев сменил направление разговора. — Это так?

— Да, все верно, — хирург был благодарен следователю за то, что не стал развивать тему его самоотверженности. — И мать, и отец сейчас в комнате отдыха на первом этаже. Леонида поместили в реанимационную палату. Туда посетителям доступ закрыт, но ехать домой они наотрез отказались.

— Как вы считаете, они в состоянии общаться?

Профессор Фалеев ответил не сразу, Супонев терпеливо ждал. Наконец хирург поднял глаза на следователя и произнес:

— Не думаю, что это хорошая идея, — он замолчал, но понял, что следователь ждет объяснений, поэтому продолжил: — Мать на грани нервного срыва. Любой вопрос, любая мелочь может запустить механизм самоуничтожения. Ее психика может не выдержать дополнительного стресса. Вы это понимаете?

— А отец? — отступать Супонев не собирался.

— Его состояние не лучше, — признался хирург. — Скорее всего, он просто лучше скрывает свои эмоции.

— И все же нам необходимо с ними побеседовать, — Супонев протянул руку и коснулся плеча хирурга. — Вы можете сделать что-то, дать им какой-то препарат, приняв который они справятся с вопросами об их сыне?

— Вы имеете в виду успокоительные? — хирург невесело улыбнулся. — Все, что могли, мы им уже дали. Большая доза седативных препаратов может лишь навредить.

— Так как же быть? Произошло преступление. Жестокое, кровавое и бессмысленное. Трое убитых, и они имеют право на справедливое возмездие, как бы пафосно ни звучали мои слова. Леонид — единственная зацепка, но он не в состоянии говорить. Мы оказываемся в такой ситуации не впервой, и все, что мы можем сделать, это узнать необходимые нам сведения у всех друзей и родственников пострадавших. В том числе и у родственников Леонида. Это наша работа, и это наш долг перед обществом. Вы меня понимаете?

— Да, я вас понимаю, — медленно растягивая слова, проговорил Фалеев. — Пойдемте со мной, посмотрим, что можно сделать.

Глава 4

С момента нападения на почтовый вагон прошло четыре дня, а следствие не продвинулось ни на шаг. За это время были отпрошены десятки, а может, и сотни людей. На Ярославском вокзале удалось найти пару свидетелей, которые видели троицу в военной форме примерно в нужное время. Ни одному из свидетелей они не показались подозрительными, поэтому к ним не особо присматривались. Оба сошлись на том, что форма относится к сухопутным войскам, а вот знаки в петлицах не заметил ни один. Один заявил, что, увидев военных, подумал: парни только демобилизовались. Объяснить свои ощущения не сумел, потому что в тот момент не думал, что это важно, и деталей не запоминал. Оба заявили, что двое из солдат выглядели молодо, лет на двадцать, не больше. Третий — возрастом старше минимум на десять лет. И на этом все. Ни цвета волос, ни роста и телосложения.

Ни один из свидетелей не видел, садились ли военные в поезд. Тем более никто из них не заметил, чтобы они общались с сотрудниками почтового вагона. Члены семей погибших старались что есть силы, чтобы помочь следствию, но и они оказались бессильны. Впрочем, кое-какие соображения по поводу того, как преступники попали в вагон, подсказал родственник одного из сотрудников почтового вагона. Двоюродный брат Егора Демидовича Пашкова обмолвился, что его сын, племянник Пашкова, служит «срочную» в рядах Советской армии, и что Егор весьма уважительно относится к «служивым» и всегда рад им помочь. А коллеги-проводники нехотя признались, что время от времени солдатики, попавшие в стесненные обстоятельства (простыми словами — растратив деньги, полученные при демобилизации), просятся довезти их пару-тройку остановок, чтобы добраться до дома. Кое-кто, пренебрегая правилами, просьбы удовлетворяет.

В беседе с начальником погибших сотрудников выяснилось, что за «почтовыми» тоже такое водится, но нечасто. Как-никак на них материальная и моральная ответственность за сохранность почты. Он же объяснил значение слова «международка». На почтовом языке это означало получить груз из узлового почтового отделения, которое обрабатывает почтовые отправления, поступающие службами Аэрофлота из сопредельных государств, а также из дружественных СССР западных стран. В день нападения