Читать книгу - "Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов"

–Ну как вам, лучше жить-то стало без нас? – поинтересовался он у хозяина.– Вы ж все на волю рвались!

–Да де ж краще? – отозвалась хозяйка, внося кастрюлю с варениками.– Гирше. Роботи немае.

–Два заводи вже закрилося,– проворчал хозяин.– Цукровий и машинобудивний.

–Машиностроительный что ли? – догадался Рындин.– Вы машины, что ль, тут делали? Это какие ж машины?

–Тепер нияки не будуют,– вздохнул хозяин.– Двое синив наших з симьями в Полтаву подалися. Тильки дочка з чоловиком залишилася.

–Дочь с мужем здесь осталась,– перевел Сережа.– А сыновья уехали.

–Ну, вы ж сами так хотели,– без сочувствия развел Рындин руками. Как и большинство русских, к отделению Украины он относился как к предательству.– Зато теперь самостийные, незалежные!

–Це не ми хотили!– возразила хозяйка.– Ми навпаки хотили, щоб разом з Росиею житии. Це все захидники придумали…

–Западники,– перевел Сережа.

–Со Львива,– прибавил Петро.

–Они придумали, а вы расхлебывайте! – заключил полковник не без злорадства.

Разговор неприметно перекинулся на семейные дела.

–У тебе дити е? – спросил Петро Рындина.

–Сын и дочь.

–А у меня двое пацанив.

И он достал из пухлой барсетки фотографию, сделанную «поляроидом», на которой полная приятная невысокая женщина стояла на улице под деревом с двумя рыжими веснушчатыми мальчиками озорного вида. Все трое весело щурились на солнце.

–Ось тильки не зрозумию, в кого вони руди? – озабоченно прибавил Петро, качая головой.

–В кого рыжие что ли? – со смехом переспросил полковник.– Да в тебя! В кого ж еще?

–Разве ж я рудий? – удивленно поднял брови Петро.– А я думав, я пекучий брюнет!

Полковник так и покатился.

–Пекучий брюнет! – повторял он.– Это какой? Жгучий что ли? Вот сказанул!

–У тебя-то все в порядке? – негромко спросил Норов Сережу.– Какой-то ты озабоченный.

–Волнуюсь, – признался Сережа.– Деньги уж очень большие. А так все хорошо, только мама немного болеет.

* * *

Норов и Анна вышли из часовни наружу. Анна обвела глазами маленькое кладбище, ровные ряды виноградников, поле, черневший вдалеке лес и полной грудью вдохнула влажный прозрачный весенний воздух.

–Давай постоим немного! – попросила она, беря Норова за руку и прижимаясь к нему. – Здесь так спокойно, хорошо!

–Люблю это место,– отозвался он, обнимая ее.– Небо, часовня, лес, тихий погост, никого нет, особенно зимой или ранней весной, как сейчас…

–И эти виноградники… так здорово!..

–Я хотел бы, чтобы меня здесь похоронили.

–Перестань! Зачем ты об этом! В тебе столько жизни, на троих хватит! На десятерых!

–Разве христианин не обязан помнить о смерти? – улыбнулся он.

–Я не хочу о ней помнить!

Про себя он удивился взволнованности ее протеста.

–Не хочешь, не надо,– миролюбиво произнес он.– Тебя никто не заставляет.

–Мы должны радоваться жизни! – прибавила она, будто оправдываясь.– Тем более что нам был знак!

–По-твоему, это какой знак?

–Знак того, что у нас все будет хорошо!

–Ты полагаешь?

–Ну, конечно! Бог дал нам понять, что никогда не забывает о нас, даже здесь, где мы с тобой вдвоем, где нас никто не видит. И ты проживешь очень, очень долго! И я тоже! И мы с тобой будем счастливы! Счастливы вместе! Я всегда об этом мечтала! Почему у тебя такое странное выражение лица? Разве ты думаешь иначе?

Норов посмотрел в ее круглые сияющие глаза, полные надежды.

–Нет, нет,– улыбнулся он.– Я согласен с тобой.

Она сжала его руку. Они вернулись к машине, он тронулся, оба молчали. Норов видел, что ее переполняют чувства, он не хотел ей мешать; он и сам находился под глубоким впечатлением.

Он уже давно не доверял знакам, а когда с ним случалось что-нибудь необычное, то объяснял это себе совпадением. Но на сей раз все действительно получилось так, будто предназначалось именно им. Другое дело, что радоваться, может статься, было нечему.

Подобно подавляющему большинству верующих русских людей, Анна вряд ли перечитывала Евангелие, а Четьи-Минеи, видимо, и вовсе не брала в руки. Иначе она знала бы историю старца, однажды усомнившегося в слове Божьем и за то обреченного на долгую, томительную жизнь. «Ныне отпущаеши…» – было его благодарственной молитвой за то, что ему, наконец, позволялось уйти.

То, что эта молитва явственно прозвучала для них в далекой французской кладбищенской часовне да еще на русском языке, могло быть только знаком смерти. Оставалось надеяться, что адресован он был не ей, а ему одному. Ведь так, Отец?

* * *

Сахарный завод стоял на отшибе поселка и даже издали казался заброшенным; железнодорожные пути, ведшие к нему, покрылись ржавчиной. Петро подъехал к высоким металлическим воротам, тоже проржавевшим, на которых кое-где поверх ржавчины еще оставалась зеленая масляная краска, и посигналил. Ворота медленно раздвинулись, автомобиль въехал на территорию.

Завод и изнутри выглядел необитаемым; одноэтажные здания цехов стояли с выбитыми стеклами, по всей территории валялся мусор. Норов полагал, что их встретит кто-то из администрации – директор или заместитель, который и будет вести с ними дела, но никакого начальства они не увидели. Был только испитый сторож в грязной черной телогрейке, которые и впустил их.

Петро, не останавливаясь, проехал вглубь к длинному бараку из красного кирпича без окон.

–Склад,– пояснил Петро.

У входа стояла потрепанная иномарка и возле нее – трое крепких, коротко стриженых парней в черных куртках.

–А это кто? – спросил Норов, настораживаясь.

–Це хлопци мени допомагают,– небрежно ответил Петро.

Парни были больше похожи на бандитов, чем на помощников. Норов бросил взгляд на полковника, но тот, осоловев после съеденного и выпитого, дремал на переднем сиденье. Петро дружески пихнул его в бок.

–Подъем, начальник!

Рындин открыл глаза.

–Уже приехали? – Он зевнул.– Быстро как…

Норов не ответил и вышел из машины. Полковник вздохнул и тоже полез.

На складе было темно, но в свете, падавшем с улицы через открытые двери, было видно, что он весь завален мешками. Мешки, оставляя узкий проход, громоздились беспорядочно почти до потолка; просыпавшийся из них сахар скрипел под ногами.

–Вот, дивитися, пробуйте,– предложил Петр, обводя руками помещение.

–А света тут нет что ли? – поинтересовался Рындин, озираясь.

–Светла немае,– добродушно подтвердил Петро.– На всьому заводе електрику еще год тому видключили. Так тут и так все видно.

Он обернулся к парням, торчавшим у входа.

–Ворота откройте пошире, хлопци!

Те распахнули створки, давая возможность дневному свету проникнуть внутрь. Норов и полковник двинулись по проходу, трогая мешки, порой собирая с их поверхности пальцем белый песок и пробуя на вкус. Качество сахара Норов, конечно, не мог определить, но ничего подозрительного в его составе