Читать книгу - "Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник) - Джонатан Стагге"

Мартин подошел к нему как раз в тот момент, когда трубка наконец разгорелась.

– Привет, – поздоровался Пол, поднимая голову. – Дрексел опять опаздывает.

– Пусть бы вообще не пришел. Лучше бы эту репетицию отменили. Мне еще надо переодеться к ужину.

– В каком смысле «переодеться»? Фрак и все прочее?

– Не совсем, – с облегчением ответил Мартин. – Сойдет и смокинг. Званый ужин в честь этого швейцарского посланника или как его там, ну, ты знаешь, дядя Курта Росса.

– Да, я слышал вроде, что в Международном доме встречают какую-то шишку, но не знал, что это связано с Куртом. Может, потому он так и нервничает.

– Кто, Курт?

– Ну да. Ходит по университету с таким видом, будто собирается совершить важнейший шаг в жизни, что-нибудь этакое. А как зовут его дядю? Росс?

– Нет, Шедель, по-моему. Доктор Хьюго Шедель.

Так Пол Леннокс впервые услышал имя человека, которого он никогда не увидит, но чья судьба так тесно свяжется с его собственной.

Надежды Мартина пошли прахом. Репетицию не отменили. Она началась с опозданием и закончилась позже обычного. В результате он не поспевал в Международный дом и вынужден был переодеваться в нервозной спешке. Едва Мартин с ловкостью, какой позавидовал бы сам Гарри Гудини, застегнул на рубашке вторую, особенно трудную запонку, как в дверь постучали.

– Кто там? – откликнулся он.

– Это Курт. Ты еще не готов?

– Сейчас, одну минуту. Заходи.

Пол был прав, подумал Мартин, глядя на Курта Росса. Что-то с ним не так. Рослый молодой блондин-швейцарец выглядел примерно так, как мальчишка-спартанец, у которого лиса добралась до самых мясистых частей тела. Того и гляди ее хищная пасть появится из-под жилета примерно в том месте, где болтается на цепочке ключ – символ принадлежности к братству «Фи Бета Каппа».

– Присаживайся, я вот-вот. Сигареты рядом с машинкой.

Курт уселся в удобное кресло и закурил. Кажется, сигаретный дым несколько умерил боль от лисьих укусов.

– Как там Лупе? – рассеянно поинтересовался Мартин, надевая подтяжки.

– Все нормально, а что? – неожиданно резко откликнулся Курт так, словно лиса только что обнаружила еще один, более чувствительный объект атаки.

Вот черт, подумал Мартин, неужели нельзя задать самый невинный вопрос, чтобы на тебя не рычали? Сначала Син, теперь вот Курт.

– Да ничего, просто спросил. В конце концов…

– Говорю же, с ней все в порядке. – В минуты раздражения акцент Курта, обычно почти неразличимый, становился сильнее.

– Ну и слава богу. – Мартин продолжал одеваться в молчании. А что скажешь, когда ты просто хотел хоть с чего-то начать разговор, но тебя так грубо обрывают? Надо надеяться, с Лупе Санчес действительно все в порядке. Международный дом – занятное местечко, под его крышей собрался целый интернационал, разбавленный немногими коренными американцами вроде Пола Леннокса, Алекса Брюса и его самого, Мартина. И если даже высокие идеалы его основателя – идеалы укрепления международного братства – осуществились не вполне, то по крайней мере в этом доме завязалось несколько любопытных межрасовых романов. Самая странная и, быть может, самая, с точки зрения Мартина, привлекательная из таких пар – швейцарец Курт и мексиканка Лупе. Жаль будет, если она почему-нибудь распадется.

Тщательно пригладив волосы, Мартин надел пиджак и встал перед зеркалом. Сойдет, решил он. Быть может, и не образец вечернего одеяния члена комитета по приему почетного гостя, но в целом неплохо. Отходя от зеркала, Мартин услышал вопрос Курта:

– Что, знак наш не надеваешь?

– Да ну его к черту. Портсигар не перебросишь? Спасибо. Нет, не хочу украшать грудь этой уродливой загогулиной. Будь эта штука хоть сколько-нибудь приличных размеров, что ж, тогда, может быть, но так… – Он до конца набил портсигар и защелкнул его.

– Это было бы знаком вежливости по отношению к нашему почетному гостю.

– Выставиться перед дядюшкой Хьюго? Показать ему, какой у нас замечательный комитет?

– Дело не в том, что он мой дядя. Просто знак того…

– Ладно. – Легче нацепить на себя эту хреновину, чем спорить с Куртом. Мартин прикрепил ключ к цепочке от часов и направился к двери. Курт встал, и на полу что-то звякнуло.

– Так тебе и надо, – рассмеялся Мартин. – Не будешь учить меня.

Раздираемый внутренними страданиями, Курт выдавил из себя улыбку смущения.

– Да, этот ключик частенько падает, – признался он. – Надо бы в кольцо его вдеть.

По дороге к небольшой столовой, избранной для торжественной встречи доктора Шеделя, Мартина все большее охватывало чувство неловкости. Другие члены комитета были уже на месте – тихий молодой китаец в очках; русский аристократ-белогвардеец, так и не примирившийся с мыслью, что ему приходится участвовать в делах Национальной студенческой лиги, ибо где-то он слышал, что там окажутся и другие русские; смуглолицый боливиец, который, будучи назначен в комитет, включавший двоих парагвайцев, начал представлять собою серьезную угрозу миру и покою в Международном доме; канадец, которого с самого начала так часто принимали за американца, что он усвоил чудовищную манеру говорить в стиле дикторов Би-би-си; и, наконец, молодой еврей из Франции, нервно поглядывавший на Курта, которому каким-то образом удавалось выглядеть как настоящий ариец, чтобы мсье Бернстайн мог чувствовать себя спокойно.

Мартин обменялся куревом с Борицыным – сегодня тот принес с собой папиросы. По таким случаям, как нынешний, Международный дом требовал от постояльцев как можно точнее соответствовать своим национальным традициям.

– Видно, вам не очень-то удобно в этом формальном одеянии, мистер Лэм, – заметил русский аристократ.

Мартин был вынужден признать правоту собеседника.

– А я только рад, что ужин у нас сегодня официальный, – продолжал Борицын. – Иначе бы меня наверняка заставили прийти в кафтане, который я в жизни не надевал до тех пор, пока не оказался в Международном доме. Уверяю вас, моей матери-княгине стоило немалых усилий его раздобыть.

– Да, – заметил подошедший к ним боливиец, – помню, как Лупе Санчес и моя сестра пели на одном воскресном ужине. Им пришлось весь Сан-Франциско обегать, чтобы найти платье достаточно характерное для того, чтобы члены комитета почувствовали себя удовлетворенными.

– К слову, – вставил Мартин, – как там мисс Санчес?

– Сестра сказала, неважно. Сегодня она рано ушла к себе. Сестра беспокоится.

– И совершено напрасно. – Выросший за спиной боливийца Курт посмотрел на него с откровенной злостью. – Уверяю вас, Моралес, она чувствует себя вполне нормально. Вернее, будет чувствовать. Когда прием останется позади.

В этот момент вошел директор Международного дома мистер Блейкли, за которым следовал доктор Шедель. Мартин принялся с любопытством разглядывать неофициального швейцарского представителя. Если, как говорит Курт, его турне предпринято в интересах всеобщего мира, то лучшей кандидатуры для выполнения этой миссии не придумаешь, – во всяком случае, если судить по внешности. Совершенно непохожий на своего молодого племянника Зигфрида, он напоминал тихого монаха, чьи интересы не простираются за пределы монастырского сада, требника и бедного люда. Роста он был среднего, но благодаря исходившей от него благости казался странным образом маленьким. Черты лица заостренные, но их смягчало доброе выражение глаз. Он с улыбкой вытерпел церемонию представлений, проведенную мистером Блейкли в ротарианском духе, однако ни слова не произнес, разве что вежливо повторял имена хозяев. Затем возникла неловкая пауза – так, словно ни почетный гость, ни члены комитета не знали, кому первым начинать разговор, – вслед за которой все по сигналу мистера Блейкли пришли в движение и устремились к столу.