Читать книгу - "Три смерти Коломбины - Наталья Солнцева"

В период ухаживания мужчина выплескивает всю свою фантазию, а женщина – искусство флирта. Они исчерпывают ресурсы раньше, чем успеют насладиться результатами затраченных усилий. Финал удручает как его, так и ее.

«Возможно, мы бессознательно стараемся продлить очарование друг другом, – думал Матвей, помогая Астре выбраться из машины. – Возможно, я ошибаюсь и с ней все будет иначе? Но мне не хватает смелости это проверить…»

Март выкрасил город в серые и черные цвета. Ночами подмораживало. Лужи покрывались хрустким ледком, а днем все таяло.

– Я провожу тебя… – предложил он. – Сумку донесу.

– Она легкая! – улыбнулась Астра. – Я сама.

Матвей задержал ее руку в своей, ощущая сквозь перчатку тепло ее ладони.

«Черт! Я становлюсь сентиментальным…»

– Знаешь, что страшнее всего? Счастье… – прошептала она, касаясь его щеки холодными губами.

Через час он уже сидел в гостиной своей квартиры, попивая коньяк и сожалея, что не напросился в гости к Астре. Они только расстались, а ему уже не хватает ее голоса, ее несусветных выдумок и даже ее молчания.

После обеда она позвонила и с придыханием, театрально произнесла в трубку:

– Есть такая картина художника Константина Сомова – «Арлекин и дама»![7]Точь-в-точь, как я видела в зеркале. Ты заинтригован, милый?

– Несказанно…

– Хочешь еще новость? Нас ожидает новое расследование.

– С чего ты взяла?

– Мне позвонил один человек… господин Глебов. Он вчера прилетел из Венеции.

– Бьюсь об заклад, твой телефон ему дали Бутылкины. Они увиделись на площади Сан Марко, обрадовались встрече. Где еще могут встретиться русские люди, как не на африканском сафари или венецианском карнавале?

– Угадал! – тихо рассмеялась она. – Только карнавал уже закончился. Правда, для кого как. Так вот, этот Глебов когда-то доставал редкие препараты для их ребенка, и Алина решила оказать ему ответную услугу. Он попал в затруднительное положение – что-то семейное, – и она посоветовала обратиться ко мне. Рекомендовала меня как специалиста по парапсихологии и как дочь Ельцова, разумеется. Последнее склонило чашу весов в мою пользу.

– Не припоминаю, чтобы Алина Бутылкина была в восторге от твоих детективных способностей.

– У нее просто агрессивная реакция на стресс. Убийство в новогоднюю ночь кого угодно выведет из равновесия. В любом случае я не напрасно взяла на память их маски. Это было предвидение! Сегодня вечером господин Глебов назначил мне свидание.

– Можно узнать, где?

– Ревнуешь? – захихикала Астра. – Правильно. Судя по голосу, наш будущий клиент – весьма привлекательный мужчина.

Матвей сердито сопел в трубку:

– Надеюсь, этот мм-м… Глебов не связан с криминалом? Позвони Борисову.

– Уже позвонила.

Борисов давно работал у ее отца начальником службы безопасности, и она время от времени обращалась к нему за информацией.

– И что?

– Борисов навел справки по своим каналам: Глебов по профессии врач, а по призванию – коммерсант. Успешно занимается бизнесом. Поставки диагностической аппаратуры, медицинская техника, лекарства. У него связи в Минздраве, где раньше работал его отец. Женат, детей нет. Характеризуется положительно.

– Наверное, Глебов хочет нанять сыщика… чтобы следить за женой, – не удержался от иронии Матвей. – Поскольку та не подарила супругу наследника, супруг ищет причину для развода.

– По разводам специализируется куча агентств. При чем тут я?

– Бутылкины просто подложили тебе свинью…

* * *

Феоктистов мерил шагами кабинет, обставленный в английском стиле. Ничего лишнего, строгие формы – красное дерево, зеленое сукно, кожаные кресла. Англичане молодцы: не терпят показухи. Тому, кто хорошо знает свое дело, нет нужды пускать пыль в глаза.

Игорь Владимирович забыл, каким было его самое первое любовное свидание – вероятно, оно не оставило заметного следа в душе. Но первая встреча с Магдой Глебовой произвела в нем внутренний переворот. Это случилось в Братцевском парке, в одной из уединенных аллей. Стояла ранняя осень, тихий день, какие бывают в середине сентября. Листва только-только начала опадать. В зеленых кронах деревьев пробивалось золото, терпко пахло соснами и поздними цветами. На дорожке валялись желуди.

И вдруг – словно жар-птица, чудом залетевшая в чужие края, – молодая прелестная женщина в невообразимо ярком одеянии: желтое, красное, лиловое, бахрома, бусы, перья – что-то фантастическое, в духе театральных костюмов Бакста.[8]Феоктистов оторопел, как если бы увидел посреди московского сквера тропическую птицу в радужном оперении. «Птица» повернула к нему лицо, на котором застыла растерянность. Это лицо поразило банкира. И он кинулся на выручку, хотя его никто ни о чем не просил.

– Что с вами? Вам… нехорошо?

– Каблук сломался. Насупила на ветку, поскользнулась и…

Она протянула Игорю Владимировичу высокий тонкий каблучок-шпильку, обтянутый сиреневой замшей, и он невольно бросил взгляд на ее ноги – она была обута в сапожки с закругленными носами, расшитые золотыми узорами.

Феоктистов часто прогуливался по парку в Братцеве. Он любил эту незаслуженно обойденную вниманием москвичей усадьбу, с которой были связаны громкие фамилии русской знати: Хитрово, Зубовы, Нарышкины, Апраксины, Голицыны, Строгановы, Гагарины, Щербатовы. Теперь некогда великолепные дом и парк медленно приходили в запустение, что напоминало о тщете мирской суеты и навевало легкую меланхолию.

Феоктистов, этот стареющий селадон,[9]был сражен странной незнакомкой наповал. Она вызвала в нем трепетное восхищение и возвышенный восторг. Кто она? Призрак из его прошлого? Одетая для съемок артистка? Может быть, здесь опять расположилась какая-нибудь киногруппа? Игорь Владимирович слышал, что в Братцеве снимали «Барышню-крестьянку», «О бедном гусаре замолвите слово» и даже, кажется, заключительные серии «Петербургских тайн».

Он остро, горько пожалел о своей тучности и неповоротливости. Подхватить бы дамочку на руки, донести до машины или хотя бы до скамейки… Нет, лучше до машины. Увы! С его комплекцией и заплывшими жиром мышцами нечего было и пробовать – кроме позора, ничего не получится. Феоктистов повернулся к вышколенному, сопровождающему его на некотором отдалении охраннику, и тот резво подбежал, замер в ожидании распоряжений.