Читать книгу - "Честь снайпера - Стивен Хантер"

Карпаты

В небе над Яремчей

Июль 1944 года

Лучше было не обращать внимания на самолет и на тех, кто им управлял. В конце концов, какой от этого толк? Не важно, как зовут летчика и как называется самолет. Может быть, самолет доставит ее на место, а может быть, не доставит, и это зависит от тысячи причин, которые ей абсолютно неподвластны. Немцы могут его сбить, а могут не сбить, быть может, они уже захватили место высадки, а может быть, и не захватили, летчик найдет это место или не найдет. И все это никак от нее не зависело. Нельзя было зацикливаться на том, что нелепый воздушный змей летел в кромешной темноте на крошечную, обозначенную светом костров взлетно-посадочную полосу на горном плато, окруженном со всех сторон высокими пиками. Нельзя было думать о том, какое мастерство потребуется, чтобы совершить посадку, какую поправку может внести ветер, как далеко разнесется гул двигателей, что взбредет в голову немецким патрулям в горах. Сейчас Мила могла только сидеть на жесткой скамье и чувствовать вибрацию двигателей, которая через переборки фюзеляжа передавалась ей до самых костей.

Оба летчика были подростками, еще совсем детьми, молодыми, полными бравады. Подполковник госбезопасности Дворкович, сопровождавший Милу, не поддерживал ее ни словом, ни улыбкой. Он сидел неподвижно, словно статуя социалистического реализма. Всем было известно, что он выполнял волю Вождя, поэтому перед ним распахивались настежь двери, люди вытягивались в струнку, подавали лучшие кушанья, повиновались беспрекословно. Это было единственное его достоинство.

И вот Як-6 в воздухе. Этот двухмоторный транспортный самолет был спешно разработан в условиях войны, чтобы обеспечить армию легкой универсальной воздушной машиной. Ни о каких удобствах речь не шла. Сделанный в основном из дерева и брезента, он был похож на игрушку по сравнению со скоростным истребителем, на котором летал ее муж Дмитрий, всегда остроумный, неунывающий.

Время от времени самолет, попав в воздушную яму, проваливался вниз на пару десятков метров, оставляя желудок Милы на предыдущей высоте. Всякий раз в момент расставания с гравитацией девушка, ощутив головокружение и ужас, хваталась за переборки, понимая, что это глупо. Ударившись о землю, фюзеляж разлетится вдребезги, словно ваза. Вспыхнет пожар. Мила молила бога о том, чтобы умереть от удара, а не от огня. Мысль о смерти в пламени вселяла в нее ужас.

Постоянные падения, страх, холод кабины – от всего этого желудок у Милы бунтовал. Ее подташнивало, но она понимала, что, если ее вырвет, это напугает Дворковича, чего ей совсем не хотелось. Подполковник госбезопасности сидел напротив, прямой как шомпол, без каких-либо чувств на плоском некрасивом лице, полный решимости сохранить свое достоинство, сознавая, что здесь он является полномочным представителем самого Вождя. Губы не изгибались в улыбке, глаза не наполнялись теплом. Такими были все прислужники Вождя, в особенности те, кто арестовывал отца Милы.

Громкий гул двигателей не позволял разговаривать, в кабине стоял тошнотворный запах авиационного бензина, а за толстым плексигласом иллюминаторов было слишком темно, чтобы что– либо рассмотреть, если не считать вспышек взрывов на земле: погибали люди, здания превращались в воронки, от городов оставались сплошные развалины. Сегодня ночью война утоляла свой ненасытный голод, и в этой части света хозяйничала жажда разрушений. А самолет цеплялся за воздух неуверенно, непрочно, крылатая машина, казалось, скользила вперед, практически потеряв управление. Открылась дверь кабины – точнее, люк, и высунулась голова летчика в шлемофоне. Живые человеческие глаза казались крошечными под огромными стеклами очков, которые были закреплены на лбу, придавая летчику сходство с насекомым.