Читать книгу - "Хрустальная сказка - Макс Рейн"

первый сингл не получил столько критики. А ведь он был гораздо хуже», —думал Лексус, глядя на экран сквозь завесу дыма. Этот же ему самому нравился. Зажигалка. Настоящий хит. Тот, что должен был зацепить, взорвать, покорить. «Но почему он не зажег их? Причем, всех… Здесь что-то не так».

Пальцы забегали по клавиатуре, судорожно ища хоть один положительный отзыв среди моря яда. Таковых оказалось несколько: два от приятелей, один от Фрейи и пять, написанных самим Лексусом с фейковых аккаунтов. По сути – ни одного настоящего. Осознание будто ударило под дых, вызвав тошноту.

«Мюзикнациональ» – крупнейшая платформа для начинающих музыкантов. Трамплин на большую сцену. Миллионы подписчиков, крутая музыка. Покорить эту вершину – таков был план. Но что-то пошло не так. Лексуса будто гнали оттуда, безжалостно и с презрением.

Под потолком плавал дым уже второй сигареты, когда Лексус решился снова перечитать комментарии. Закономерность проступила отчетливо – одни и те же пользователи, одни и те же ядовитые фразы. И самый коварный из них – некий «Тор». Внезапная догадка вспыхнула в сознании, яркая и беспощадная: «Эта кучка сговорилась. Они хотят, чтобы я не случился».

Лексус встал и подошел к окну, за которым чернела темнота. Стекло отразило его силуэт – сутулые плечи, растрепанные волосы.

«Почему я?» – Лексус машинально потёр виски, пытаясь унять пульсирующую боль. В голове всплыла статья из школьного учебника психологии: жертвами травли обычно становятся те, кто не уверен в себе, кто слишком остро реагирует на происходящее, кто носит в себе страхи и комплексы. Тор и его компания выбрали именно его. Осознание ударило, словно пощёчина: «Неужели они каким-то образом разглядели мою неуверенность? Заметили, как я цепенею перед выходом на сцену в баре? Как теряюсь под взглядами посетителей, как иногда срывается голос на первых нотах?» Эта мысль оказалась больнее любых насмешек.

Дрожащими пальцами Лексус вытащил новую сигарету. Огонёк зажигалки на мгновение ослепил его. Затяжка. Горький дым заполнил лёгкие. Закрыв глаза, Лексус тут же, как на экране, увидел лица – усмешки, высокомерные взгляды, бурное, пьянящее наслаждение, с которым они раздирали его на части. Холодный пот выступил на лбу. Волны ненависти накрыли Лексуса с головой. Хотелось орать, крушить всё вокруг, выплеснуть весь свой гнев и разочарование. Он сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Злость клокотала внутри, нарастая с каждым ударом сердца. Он ненавидел их всех вместе и каждого по отдельности, и желал им смерти.

***

С тех пор Антуан стал частым гостем в палате фру Юзефсон. Его визиты длились всего несколько минут, но они будто приносили с собой дыхание жизни – глаза пациентки начинали светиться, излучая радость. Присаживаясь на краешек её постели, он и сам не мог сдержать улыбку – терапия творила чудеса. Пациентка постепенно выздоравливала, становясь его личным триумфом.

Результаты превзошли все ожидания – после трёх месяцев химиотерапии опухоль уменьшилась вдвое. Состояние настолько улучшилось, что фру Юзефсон отпустили домой. Лечащий врач всё более настойчиво рекомендовал операцию, но его слова разбивались о невидимую стену. Теперь для фру Юзефсон существовал только один доктор – Антуан.

А тот размышлял, разглядывая свежие снимки: «Ещё рано. Опухоль всё ещё слишком велика. Нужно дождаться следующего курса химиотерапии в сентябре, и только тогда можно будет всерьёз говорить об операции». Его глаза возбуждённо блестели в предвкушении успеха.

Появление Антуана в палате фру Юзефсон в тот первый день их знакомства не было случайностью. Накануне он краем уха уловил разговор двух врачей о критическом состоянии этой пациентки. Улучив момент, Антуан проскользнул в ординаторскую и, убедившись, что в комнате никого нет, сфотографировал историю болезни. Молодым учёным разрешалось изучать медицинские карты в научных целях, и он часто этим пользовался, обсуждая пациентов с врачами, но на этот раз у него был совершенно иной замысел.

Всю ночь Антуан провёл над историей болезни, а к рассвету уже подготовил специальную подборку музыки и звуков для лечения. Уверенность в успехе подкреплялась безупречными результатами экспериментов на грызунах. Оставалось самое сложное – убедить саму пациентку, причём так, чтобы она не выдала его руководству.

Фру Юзефсон шла на поправку. Теперь музыка стала неотъемлемой частью жизни этой женщины. Антуан ликовал. Он неустанно подбирал и тестировал новые композиции на крысах, опасаясь возможного эффекта привыкания.

Действовал он с предельной осторожностью, выверяя каждый шаг. Распределил визиты между пациентами, чтобы не вызывать подозрений. Никаких звонков, сообщений или контактов в социальных сетях – только личные встречи. Единственной уликой оставались материалы на флешке: записанные на телефон короткие разговоры, фотографии анализов, заключения врачей и его собственные наблюдения.

И только теперь, после публичных обвинений Ингерман, Антуана внезапно посетила тревожная мысль: «Что, если фру Юзефсон рассказала кому-то обо мне? Может быть, в порыве радости она поделилась информацией о чудо-методе и упомянула моё имя?»

Нервно расхаживая по комнате, он вспоминал её посетителей. «Нет, она почти всегда была одна. Замкнутая женщина, которую, казалось, ничто не интересовало, кроме лечения… и дочери!» Антуан застыл посреди комнаты. Конечно! Именно дочери она могла всё рассказать – о странном молодом человеке, о необычном лечении, о музыке… При этой догадке Антуан похолодел. Если дочь знает, значит, она может его выдать руководству больницы, и тогда его судьба окажется в их руках. Сердце тревожно заколотилось, отдаваясь гулким звоном в ушах.

Заставив себя мыслить спокойно и рационально, Антуан решил проанализировать ситуацию. Из разговоров о дочери он знал лишь, что та нуждается в материнской заботе из-за болезни. Но чем именно она больна – оставалось загадкой. Фру Юзефсон никогда не останавливалась на этом подробно, а он не решался спрашивать.

«Возможно, я зря беспокоюсь, и фрекен Юзефсон не в курсе», – промелькнула надежда, но Антуан давно отучил себя от иллюзий. Чем больше он размышлял, тем яснее становилось – мать наверняка поделилась с дочерью. Значит, нужно действовать первым. В лучшем случае, если дочь ничего не знает, он просто выразит соболезнования от имени больницы и уйдёт. Если же фрау Юзефсон встретит его с неприязнью, появится шанс всё объяснить. Возможно, она поймёт и не станет его выдавать.

Действовать нужно было немедленно, пока профессорша его не опередила, – иначе придётся искать адвоката. Тревога разрасталась. Антуана терзало гнетущее ожидание. «Какая горькая ирония!» – думал он. Всё, чего он хотел – дать больной женщине шанс выжить. Он вложил в её лечение всего себя: душу, знания, интуицию. И теперь за это его могут уничтожить.

Случайно увидев своё отражение в тёмном окне, он едва узнал себя: взъерошенные волосы, осунувшееся бледное лицо,