Читать книгу - "Хрустальная сказка - Макс Рейн"

– И тебя это вообще не волнует? – В голосе Лолы прозвучали ноты раздражения.

– А должно? Я тоже не монах.

Лола обиженно отвернулась к окну. «Тоже не монах», – колоколом стучало в голове. Когда он потянулся к её руке, она резко отпрянула, отвергая попытку примирения.

– Значит, тебе безразлично, что я встречаюсь с ним?

– Конечно, – спокойно пожал плечами Алекс.

– А если бы я спала с ним?

– Я предпочитаю об этом не думать.

– Хочу домой, – произнесла Лола ледяным тоном.

– Почему? – удивился он.

– Просто хочу …

Алекс обнял ее.

– Ло, ну что случилось?

– Алекс, неужели ты не понимаешь… – Договорить она не успела. Алекс глубоким поцелуем положил конец напряженному диалогу, готовому перерасти в ссору.

***

Антуан закрыл глаза и мысленно вернулся в то июльское утро. За окном сверкало небо, чистое, словно его до блеска отмыли, старательно стерев вчерашнюю грязь серых облаков. В палату проникал прохладный ветерок, смешиваясь с тяжёлым больничным запахом – смесью антисептиков, лекарств и того особенного, едва уловимого духа, который бывает только в отделениях, где борются за каждый день жизни. Где время измеряется капельницами, а надежда – результатами анализов.

– На вас не дует? Может, закрыть окно? – спросил он женщину на кровати.

– Что вы… Мне всё время не хватает воздуха.

Пациентка казалась невесомой на фоне белой больничной стены – хрупкая фигурка под одеялом, будто вылепленная из тончайшего костяного фарфора. Светлый шёлковый платок, повязанный на обритую голову, подчёркивал болезненную прозрачность кожи.

«Сорок шесть лет», – было записано в истории болезни. Однако возраст женщины менялся вместе со взглядом. Когда она смотрела в окно невидящим взглядом, погружённая в себя, морщины и глубокие тени под глазами превращали её в старуху. Но стоило ей повернуться к Антуану – ее лицо поразительно менялось: горькие складки у губ разглаживались, тёмные круги светлели, и сквозь макияж безжалостной болезни проступали черты молодой женщины, какой она была прежде, до болезни.

– Как вы себя чувствуете? – Антуан приподнял ее слабую прохладную руку и послушал пульс.

– Как интернет в больнице – сигнал то есть, то нет, но чаще всего, как говорит моя дочь, вообще зависаю, – она невесело улыбнулась. Её впалые огромные глаза, как пустые окна, не выражали ничего.

Антуан ободряюще улыбнулся, но она не увидела его улыбки, скрытой медицинской маской.

– Если есть чувство юмора, все остальное – мелкие проблемы.

– Боюсь, что мой лечащий доктор с вами не согласится. Я его, похоже, сильно разочаровала.

– Да с чего вы это взяли? – Антуан придвинул к себе белый металлический стул и присел возле кровати.

– Сегодня утром, во время осмотра он не сказал ни слова, но смотрел так, будто я совершаю ужасную ошибку. Значит, он уже видел свежие снимки МРТ и химиотерапия снова не помогла.

– А о какой ошибке речь? – спокойно спросил Антуан и привычным жестом поправил на носу очки.

– Доктор предлагает мне хирургическое удаление. Но опухоль слишком большая, и после операции я в лучшем случае останусь инвалидом. А это мне никак не подходит. Понимаете, у меня дома больная дочь. За ней нужен уход. Я попросила попробовать новые лекарства, но, судя по всему, они мне тоже не помогли. – А вы кто? – запоздало спросила она. – Дежурант? Я раньше вас здесь вроде бы не видела. – Она вгляделась в глаза Антуана.

– Я аспирант, провожу исследования в лаборатории.

– Какие исследования? – спросила она скорее из вежливости, чем из интереса.

– Воздействую на раковую опухоль музыкой.

Женщина улыбнулась одними глазами.

– Это шутка такая?

– Вовсе нет, эксперименты показывают, что прослушивание музыки разрушает опухоль или существенно ее уменьшает.

– И не нужно никаких лекарств? – в ее глазах читалось недоверие.

– Не совсем так. Лекарства всё-таки нужны. Дело в том, что в нашем мозге есть особый защитный барьер – как крепкая стена, которая не пропускает вещества из крови к нервным клеткам. Из-за этого лекарства просто не могут добраться до места, где они должны работать, и оказываются неэффективными. А вот если параллельно с лечением прослушивать музыку на определенной громкости, то проницаемость этой стенки увеличивается, и лекарства доходят по назначению.

Теперь она слушала его внимательно. Лицо ее преобразилось – в глазах появился живой интерес, на бледных щеках выступил слабый румянец.

– А можно и мне попробовать? – тихо спросила она. – Хуже все равно уже не будет.

Антуан замялся.

– К сожалению, у меня нет лицензии проводить подобные эксперименты на людях. Это незаконно…

– А я никому не скажу, – перебила она. Теперь в ее глазах стояла мольба. – Понимаете, если меня прооперируют, то превратят в… – голос её дрогнул. Тень снова упала на её лицо. – Да вы, кажется, и сами все знаете. Вы поэтому здесь? – прошептала она.

Антуан не ответил. Возможность опробовать свой метод на настоящем пациенте взволновала его до озноба.

– Я буду приходить к вам по вечерам, – после недолгой паузы сказал он. – Только с одним условием. – Он снова машинально поправил свои очки. – Вы должны верить в свое исцеление.

Она пристально посмотрела на него, и в этом взгляде Антуан прочитал согласие. Он понимал, что для этой отчаявшейся женщины он олицетворяет надежду, тогда как от ее лечащего врача веяло печалью безнадежности.

– Я верю, – пересохшим ртом прошептала она, глаза ее загорелись необыкновенным светом…

Снизу загромыхала музыка, грубо возвращая Антуана в настоящее. «Только не это», – вскипел он, вскакивая с дивана. Отыскав в кладовке старую деревянную швабру, он вернулся в комнату и резко постучал по полу. Звук немного уменьшился, но продолжал упрямо пульсировать внизу.

– Ну, хоть так, – пробурчал Антуан себе под нос, тяжело вздыхая.

Швабру он не убрал – положил рядом, угрюмо подумав: «Еще пригодится», и снова погрузился в воспоминания.

***

Полумрак комнаты размывал очертания мебели. Лексус в возбуждении мерил пространство шагами, нервно потирая влажные ладони. Тени плясали по стенам в такт его движениям. Очередной резкий поворот – и острый угол стола впился в бедро.

– Чёрт! – Лексус зашипел от боли, потирая ушибленное место. – Что за хренотень такая, вот не прёт и всё!

Усталость навалилась внезапно, будто выключили рубильник. Лексус тяжело опустился в кресло, и оно отозвалось тихим скрипом. Он снова пробежал глазами комментарии на мониторе: «И пощупаешь – мокро, и понюхаешь – дерьмо», «Лексус – это даже не дерьмо, а куда хуже», «Эй, парень, не можешь, не мучай…»

Каждое слово впивалось иглой. Лексус достал пачку, щелкнул зажигалкой. Кончик сигареты оранжево вспыхнул, и сизый дым медленно поплыл по комнате, смешиваясь с горечью разочарования. За окном моросил дождь, отбивая ритм на подоконнике, словно насмехаясь над неудачной мелодией Лексуса.

«Даже