Читать книгу - "Эхо разрушенных судеб... - Юлия Иванина"

и поступил так, как поступил. Он всю жизнь сожалел и страдал от чувства вины перед всеми. Я не знаю, как оправдать его поступок, но не могу судить, ведь он пытался защитить всех, пускай неправильно, но как мог…

Он чувствовал, как с этими словами в его душе растворяются последние, самые глубоко засевшие осколки обиды на папу. Даже дышать становилось легче.

Бабушка тихонько всхлипнула, рукавом вытирая скатившуюся по морщинистой щеке слезинку.

Если сердце всё-таки способно разорваться, то сейчас жизненно важный орган Егора был на грани.

А я ведь знала, вернее чувствовала. В нашу последнюю встречу я почувствовала в нашей Марусе что-то тёмное и обречённое. Она старалась не показывать этого, но её слова походили на прощание. Только я… - Вера Степановна попыталась подавить судорожный всхлип, - я отмахнулась от своих мыслей, подумала, что всё забудется и перемелется.

…25 лет назад…

Вера Степановна и Павел Ильич сидели на кухне, когда в открытое окно ворвался какой-то нечеловеческий визг. Оба вздрогнули и переглянулись, пока не до конца понимая, кто кричал – человек или скулила собака. А когда вопль повторился, и в нём отчётливо прозвучали слова «малолетняя давалка», они сразу поняли, что дело плохо, и кого-то определённо нужно спасать.

Но когда они увидели свою внучку, которая стояла, понурив голову, перед высокой дородной женщиной, то их сердца ушли в пятки, по крайней мере, у Веры Степановны точно. Её муж всегда был более спокоен и не показывал свои чувства столь бурно.

- Тварь такая! – кричала женщина, размахивая тряпичной сумкой перед лицом Маши. – Моей дочке свадьбу расстроила, а теперь в семью влезла, дрянь такая! Мамка только научила, как ноги раздвигать?!

- Ирка! – выкрикнула Вера Степановна, пытаясь успеть за мужем, который рванул вперёд. – А ну оставь мою внучку в покое, иначе я тебе все патлы вырву!

Павел Ильич подоспел к ним немного раньше и встал перед Ириной, закрывая собой Машу, которая не могла вымолвить и слова. Только опустила голову вниз и крепко сжимала в кулаках край своей футболки.

- Пошла вон отсюда, - прорычал мужчина. – Я не посмотрю, что ты баба, убью, не задумываясь.

Потом обернулся к Вере Степановне, которая остановилась рядом:

- Забери Марусю, я сейчас приду.

Она согласно кивнула, но прежде, чем увести внучку, подошла вплотную к Ирине Савченко и взяла её за ворот цветастой блузки. Та ощетинилась и ударила её по руке. Но Вера Степановна хоть и была ниже и мельче, чем Ирина, но ярость придавала ей силы. Она покрепче сжала пальцы на тонком хлопковом материале и прошипела в лицо бестолковой базарной бабе:

- Ещё хоть слово услышу от тебя в адрес своих внуков или детей, удавлю своими руками, даже не побоюсь отсидеть за это. Лучше за своими девками следи, да их учи, когда раздвигать ноги, а когда нет. Про старшую про твою тоже немало слухов интересных ходит по деревне…

А потом отступила, взяла плачущую Машу за руку и, не оборачиваясь, повела её в сторону дома. Проклятия, что матерным потоком полетели им в спины, тут же перекрыл спокойный, а оттого ещё более жуткий голос Павла Ильича, который снова велел ей замолчать.

- Марусь, ну ты как?

Девушка пожала плечами и вытерла слёзы тыльной стороной ладони.

- Не слушай её, моя хорошая. Ирка всегда была склочной бабой, дай только повод поругаться да помоями человека облить.

Они зашли во двор, и Маша без сил опустилась на крыльцо. Она не поднимала взгляда, сидела, уставившись на свои руки, и горько вздыхала.

- А в чём она неправа, ба? – тихо спросила она. – Всё ведь и вправду из-за меня. Все пострадали только из-за меня. Вика, Котовы… Они все говорят, что это я с ним тогда была. Он просто мне помог, а из-за этого столько грязи на него вылилось. Все страдают из-за меня...

Вера Степановна в ужасе уставилась на внучку. Её сердце обливалось кровью, но она не знала, какие подобрать слова, чтобы её переубедить и утешить.

- Не наговаривай на себя зря, - строго приказала она, садясь перед Машей на колени. – Ты не виновата. Не смей так думать. Виноват тот нелюдь, что сделал это с тобой. Котовых жаль, конечно, но нормальные люди прекрасно понимают, что не было у вас ничего. Только такие ограниченные люди, как Ирка, поверят в те нелепые сплетни.

- А как мне дальше жить и не чувствовать вины? Я не могу не думать об этом. Я, наверное, никогда больше не смогу посмотреть в глаза родителям и дяде Мише с тётей Людой. Так стыдно и мерзко от самой себя...

Женщина попыталась заглянуть ей в глаза, но Маша снова отвела взгляд в сторону.

Во двор зашёл Павел Ильич.

- Она больше не подойдёт к тебе. За километр обходить будет, - сказал он, останавливаясь перед ними.

- Спасибо, дедуль, - тихо выдохнула Маша.

Он откашлялся и неуверенно переступил с ноги на ногу.

- Маруся, может, ты расскажешь, кто это сделал? – наконец спросил он. – Мы накажем его. Его место в тюрьме. А сплетники эти проклятые закроют свои рты наконец-то. А то они думают, раз мы бездействуем, то считаем тебя виноватой. Не молчи, скажи нам всё как есть.

Маша судорожно всхлипнула и в диком порыве кинулась к дедушке на шею, увлекая за собой и Веру Степановну. Так они и стояли, обнявшись. Время шло, а они не могли оторваться друг от друга. Бабушка и внучка беззвучно плакали, а дедушка гладил их по плечам, чувствуя, как его слёзы капают на волосы Марусе.

…Наши дни…

- Я ведь чувствовала, что больше её не увижу, сердце подсказывало мне. Но я ничего не сделала, не послушала его, - плакала бабушка.

Егор пересел на ручку и крепко обнял бабушку. Внутри всё так щемило, что казалось, ещё немного, и грудную клетку просто раздавит.

- Ты ничего не могла сделать, - прохрипел он севшим голосом. – Если человек решил, что он больше не потянет эту жизнь, его ничем не остановить. Не кори себя.

- Все эти годы я пыталась отмахнуться от этого и убедить себя, что она жива. Мне