Читать книгу - "Что я думаю о женщинах - Дэвид Боукер"

— Гай, отказаться — безумие! Гребаное безумие, мать твою! (”Гребаное” она пробормотала чуть слышно, как старые шотландские слова вроде “месячные” или “гистерэктомия”.) — Помни, мне нужна правда. Наши читатели — тертые калачи, поэтому никакой выдумки. Ты должен написать про мужчин и изобразить их не глазами женщин или их собственными глазами, а как есть на самом деле.

Пару секунд я даже думал, что Ариадна говорит серьезно.

— Только не делай героев слишком неприятными. Хочешь — пусть будут шовинистами, только обаяние сохрани.

Я тяжело вздохнул.

— А как насчет мата?

— Только в крайнем случае. Не больше одного “гребаный” на главу.

— А как насчет сучек и К°?

Ариадна сморщилась, будто проглотив несвежую устрицу.

— М-м-м, нет, такие слова в моем журнале не употребляют.

Для начала от меня требовалось составить план своего произведения и написать пару глав. Жестких временных рамок не было, но желательно уложиться в три месяца. Порывшись в сумке от “либерти”, Ариадна достала книжку в мягком переплете и швырнула на стол. Автором книги был профессор со странным именем Дадли Фингерман, а называлась она “Как стать писателем”.

— Прежде чем приступать, — спокойно начала шефиня, — нелишне будет познакомиться с теорией.

На обратном пути моими соседками по купе оказались три художницы по ткани, возвращавшиеся с лондонской текстильной ярмарки. Милые дамы потягивали “лагер” и вовсю ругали босса. Хотя меня ежесекундно одаривали дружелюбными улыбками, подозреваю, окажись я их коллегой, тоже получил бы по первое число.

Я пытался читать профессора Дадли Фингермана, но из-за шума никак не удавалось сосредоточиться. В главе первой — “Зачем вообще писать?” — говорилось:

“Одни пишут для удовольствия, другие ради заработка. Какова бы ни была мотивация, все начинающие писатели должны знать, что именно они намерены сообщить читателю. Иначе зачем вообще писать?”

Несколько раз перечитав эти строчки, я вернулся к предисловию, где приводилась краткая биография автора. Как ни странно, ни слова о его умственной неполноценности.

— Видели, как Эдгар живот втягивал? — спросила сидящая рядом со мной художница.

— Ага, — кивнула одна из ее подружек, — и чем больше он втягивал живот, тем сильнее выпячивалась задница, заметили?

После подобных замечаний грубиянки покатывались от хохота. Громкое безудержное веселье продолжалось до самого Сток-он-Трента, когда одна из хохотушек достала свежий номер “Современницы” и я понял: пора ретироваться.

Преследуемый насмешливым хихиканьем, я вышел в коридор и направился в вагон-ресторан. Там, купив банку колы и крекеры, прислонился к стене и с напускным безразличием начал разглядывать попутчиков.

В ресторан вошел толстяк в деловом костюме и, встав в очередь, буквально впился в меня глазами. Я уже собирался уйти, когда он неожиданно позвал:

— Это ты, Попка?

Я так и вздрогнул. Меня со школы Попкой не называли! Прозвище давнишнее: для одноклассников я сначала был Гаем, потом Гаем Фоксом, потом попугаем и, наконец, просто Попкой. Я ходил в элитную школу, и у нас было престижно иметь оскорбительные прозвища. Боба Блоузра, одного из самых авторитетных парней параллели, звали Пердуном, а еще у нас был свой Говнюк, Сопляк и даже Педрила. Мужчина в сером костюме, он же Джон Ланкастер, или Террорист, как называли его даже учителя, до выпускного класса был моим лучшим другом.

— Террорист? — неуверенно произнес я. Круглое лицо расплылось в улыбке, и, оставив место в очереди, Ланкастер бросился ко мне и сжал в медвежьих объятиях.

— Привет, дружище! — загудел он. — Как я рад тебя видеть!

— Судя по виду, не бедствуешь, — нашелся я. Глупейшая фраза, в различных вариациях подслушанная на серебряных свадьбах. Так приветствуют друг друга разведенные дядья, когда “Здорово выглядишь!” или даже “Неплохо выглядишь” уже не кажется актуальным. Но Террорист, похоже, не заметил мой ляпсус, наоборот, выпятил грудь, будто я сделал ему комплимент.

— А о тебе, Попка, этого не скажешь, — вздохнул он, оглядывая мои джинсы с таким видом, будто они были перепачканы выделениями. — Похоже, на пособии сидишь… Да я шучу! Пошли выпьем…

Я пробовал сопротивляться, но Террорист все равно купил мне виски.

— Где сидишь? — поинтересовался он. Я кивнул в сторону второго класса, который “Бритиш рейл” предпочитала называть стандартом, хотя по уровню обслуживания это был даже не второй класс, а третий. — Пошли со мной! — пригласил приятель. — Я в первом!

— Но у меня билет во второй класс! — протестовали.

— Не беспокойся! — Ланкастер с такой силой хлопнул меня по спине, что я ударился головой о холодную стену вагона. — Появится билетер — сам с ним потолкую.

Террорист с детства такой: искренне верит, что может “уладить” любую проблему. Кстати, обычно так и получается. Он вырос в богатой семье и первым во всей школе получал новые дорогие игрушки. У нас к чаю давали тосты с яйцом; у Ланкастеров подавали копченую лососину. Поэтому лишь на Рождество мои выхлопные газы пахли так же, как у Террориста.

В вагоне первого класса было практически пусто, за исключением чопорной девицы, которая сидела у противоположного окна, уткнув острый носик в свежий номер “Моей усадьбы”.

— Так чем ты сейчас занимаешься? — полюбопытствовал Ланкастер.

— Журналист, для лондонского издания пишу.

— Выходит, мы оба зарабатываем на жизнь враньем! — снова захохотал Террорист. — Я региональный представитель “Кабелей Абеля”.

— Другими словами, продавец?

— Черта с два! — фыркнул приятель. — Солнце, да у меня целая команда под началом! Стокпортским подразделением руковожу. — Не увидев никакой реакции, он воскликнул: — Только не говори, что никогда не слышал о “Кабелях Абеля”!

Я сконфуженно улыбнулся и покачал головой. Террорист неодобрительно зацокал языком.

— Мы крупнейшие поставщики систем автоматического распределения сигналов на всем северо-западе!

— Правда?

— Звуковой, глубинный, евродинамический, какой угодно — у нас есть все!

Я улыбнулся, изображая искреннее восхищение.

— Ты ведь понятия не имеешь, о чем я говорю, верно? Пришлось признать поражение.

— Все ясно! — хрипло расхохотался Террорист. — Брехуном был — брехуном остался. Ты хоть женат?

Я рассказал о Джине, а о Натали предусмотрительно умолчал.

— А я на прошлое Рождество стал отцом! — просиял Террорист. Я поднял пластиковый стакан. — В жизни не догадаешься, кто моя жена — Шарон Стронг!

— Шарон Стронг?

— Что? — изумленно поднял брови Ланкастер. — Ее недавно избрали Инструктором года по фитнесу. А в прошлом году она была чемпионкой по стэп-аэро-бикс среди любителей. У нее свой спортивный клуб в Хайде. Наверное, слышал о программе “Фитнес Шарон”?