Читать книгу - "Дело об императорском пингвине - Андрей Константинов"

На мой звонок довольно долго никто не реагировал. Наконец из глубины квартиры послышались шаги, издаваемые, судя по звуку, человеком, обутым в резиновые тапки-шлепанцы. Дверь открыли, и передо мной предстало нечто с опухшим лицом и растрепанными засаленными волосами. Судя по всему, это была та самая «шалава Маринка».

— Привет, — произнесло нечто и, сбросив с левой ноги шлепанец, босой пяткой почесало правую ногу.

Выцветший ветхий халатик съехал на одно плечо, открывая перспективы обвисших и, надо признать, довольно непривлекательных женских прелестей. Нечто оценивающе посмотрело на меня и, зевнув, промурлыкало:

— Ну че молчишь? Я — Марина. Тебе чего, красавчик?

В другой ситуации подобное обращение, возможно, мне бы польстило.

Однако сегодня я не был расположен к праздным разговорам и словесному флирту со шлюхами.

— Казбек дома, красавица?

— Да дома, дома. Куда он на хрен денется с такой мордой. — Марина попыталась изобразить, с какой именно. — На хрен он тебе сдался? Пойдем лучше ко мне. Водочки выпьем, может, еще чем займемся. — Она многообещающе повела плечом, в результате чего халатик сполз еще на пару сантиметров ниже.

— Спасибо, милая. Как-нибудь в другой раз. Так где, говоришь, его комната?

— Ну и мудак, — явно обиделась она и, развернувшись, пошла к себе, бросив на ходу:

— Прямо по коридору последняя дверь справа. Только он тебе не откроет — от страха совсем в штаны наложил. Даже в сортир выходить боится.

Я прошел по темному захламленному коридору до последней двери, подергал за ручку и, удостоверившись что дверь заперта, постучал.

«Кто?» — голос был напряженным и действительно испуганным. «Кто-кто… смерть твоя пришла», — мысленно ответил я, однако прикинув, что на подобный отклик мне вряд ли откроют, вынужден был с ходу придумать что-то более нейтральное:

— Мужчина, пострадавший сегодня ночью в результате хулиганского нападения, здесь проживает? — ответа не последовало, поэтому я продолжил. — Это дежурный терапевт с седьмой подстанции неотложной помощи. Сегодня ночью наша бригада выезжала к вам по вызову. Вы позволите войти?

— Какой еще врач? Я никого не вызывал, — судя по голосу, мой «пациент» был чрезмерно возбужден. — Я уже говорил вам, что мне не нужен никакой врач.

— Да ради Бога. Что вы так расшумелись? Просто наш работник забыл взять с вас подписку о том, что вы отказались от медицинского обслуживания и к нашей подстанции претензий не имеете, — я старался говорить как можно спокойнее и непринужденней. Еще раз прошу прощения за беспокойство, но такая уж у нас бюрократия… Вы тут дома, предположим, загнетесь, а нам потом что, отвечать за вас?…

После долгих и мучительных раздумий Казбек наконец решился и повернул ключ. Осознать ошибочность своего решения он сумел лишь минуты через три — именно столько времени он пребывал в нокауте после моего не такого уж и сильного, но весьма ощутимого удара в челюсть.

Воспользовавшись временным пребыванием Казбека в близком к нирване состоянии, я вошел в комнату, закрыл дверь и осмотрел временное пристанище сына гор. Ничего примечательного в комнате не было — так, образчик номера на одного из провинциального полузвездочного отеля. Из всей обстановки — невысокая, покрытая полуистлевшим пледом тахта, журнальный столик и явно довоенных времен буфет. В углу навалена груда каких-то коробок и пакетов.

О достижениях цивилизации напоминали лишь видеодвойка да висевший на стене телефонный аппарат. Похоже, к комфортной жизни мой подопечный явно предрасположен не был.

По телодвижениям лежащего на полу Казбека стало ясно, что он начал-таки приходить в себя. Кстати, выглядел он действительно скверно — все лицо в кровоподтеках, кисти рук неумело обмотаны грязными бинтами. Рядом валялось насквозь пропитанное кровью полотенце. После того как, немного оклемавшись, он сделал неудачную попытку встать и снова рухнул на пол, я вдруг почувствовал, что вся моя прежняя ненависть к нему понемногу улетучивается. По крайней мере, продолжать его избиение больше уже не хотелось. Между тем Казбеку удалось доползти до тахты и принять близкое к полусидячему положение. Мы молча смотрели друг на друга, и в его затравленных глазах я увидел страх, недоумение и что-то еще… Может быть, ненависть? Да, скорее всего. Ненависть и бессилие…

Первым молчания не вынес Казбек:?

— Ты кто?

— Я уже сказал тебе, Казбек — я терапевт. Правда, я не могу облегчить твоих телесных страданий, но душевные, пожалуй. Скажи, тебя когда-нибудь мучили угрызения совести?

— Ты кто? — опять повторил он. — Что тебе нужно?

— Хорошо, не будем говорить о душе, перейдем к более земным вещам. Ты спрашиваешь, что мне нужно? Мне нужно получить обратно свое имущество. А именно — содержимое коричневой кожаной барсетки, которую вы с Гочей позавчера увели из белой «Нивы» на Загородном.

— Какой такой барсетки, уважаемый? Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Казбек явно пытался включить дурака.

— Послушай, не-уважаемый. Я допускаю, что у тебя был сегодня не самый лучший день — тебя много били по голове, и, возможно, поэтому ты стал хуже соображать. Я бы мог, конечно, попробовать вправить тебе мозги, но немного опасаюсь за твое здоровье. Честно говоря, мне не хочется, чтобы ты тут двинул кони (по крайней мере, в моем присутствии). Так что давай проведем небольшой, как говорят менты, следственный эксперимент. Это городской телефон? Отлично. — Я подошел к аппарату и набрал номер операторской службы «Экскома».

— Добрый день, барышня. Будьте любезны — сообщение для абонента 1322… Да… А текст такой: «Казбек, сука ты эдакая, верни меня хозяину». И подпись: пейджик. Что?… Почему нельзя?… Странно, а какое можно?… Ну хорошо, а вот, например, сволочь — можно?… Ну что ж, пусть тогда будет сволочь, хотя это немного искажает смысл… Все, спасибо, барышня.

Примерно через полминуты в одной из стоявших в углу сумок раздалась знакомое классическое попискивание. То ли Моцарт, то ли Бетховен — признаться, я не очень хорошо в этом разбираюсь. Казбек встрепенулся и сделал было попытку подняться, но я тут же пресек ее путем несильного удара ногой.

— Лежите, больной, доктор запретил вам вставать с постели, — я самостоятельно порылся в пакете и выудил оттуда казенный инвентарь. Тот самый, из-за которого меня так бесцеремонно лишили законных премиальных.

— Казбек, смотри-ка, тут тебе сообщение пришло. Сам прочитаешь? Не хочешь? Ну тогда давай я. Вот слушай: «Казбек, сволоч ты эдакая, верни меня хозяину. Пейджик». Странно, а разве в слове «сволочь» мягкий знак в конце не ставится? Ну да ладно. Я думаю, что придется уважить пейджика. Ну не хочет он у тебя оставаться. Видать, совсем хреново ему в твоем обществе, а, Казбек?

Сын гор злобно вращал глазами и что-то прошипел на своем тарабарском наречии. Знакомых слов я различил только два: «сука» и «би-и-лять», и, хотя эти его оскорбления меня нисколько не волновали, я залепил-таки ему небольшую затрещину, дабы он не отвлекался от основной цели нашего мероприятия. Казбек лязгнул зубами и заткнулся.