Читать книгу - "Частное расследование - Фридрих Незнанский"

— Ельцин-то небось на народе не появляется, поди? Снайперов боится?

— Отнюдь. Второго октября, например, по пути в Кремль Ельцин остановился около здания ВС России и беседовал с сотрудниками милиции, стоявшими в оцеплении. Интересовался настроением бойцов, их питанием.

— Это, видимо, в связи с тем, — улыбнулся Навроде, — что с 10 октября будут прекращены поставки в Москву продовольствия, если не будет снята блокада «Белого дома», — как сообщил координатор фракции «Аграрный союз» Алексей Пономарев, не слышали, по радио передавали?

— Слышали, — кивнул головой Меркулов. — Вообще дело пакостное. В начале Арбата уже растащили все строительные заборы для наращивания баррикад. Люди разливают бензин по бутылкам, готовя метательные зажигательные снаряды. На митинге оппозиции Виктор Анпилов и первый секретарь МК комсомола Игорь Маляров призывают к открытому сопротивлению.

— Ладно, Костя, хватит о неприятном, — кивнул Турецкий Меркулову. — Пойдем-ка ко мне, вспомним прошлое. Да и на покой.

— …Сергей сейчас уж высоко и далеко! — рассказывал Турецкому Меркулов. — Он сразу после стажировки пошел резко в гору. Сейчас второй, наверно, человек в прокуратуре Приморского края. Живет во Владивостоке. Главную мысль, стержень из стажировки-то у тебя он извлек. Главную истину…

— Какую же, Константин? Я такой сам не знаю…

— Знаешь, я тебе ее вдалбливал лет этак пять… Но тебе, как и себе, я так и не вдолбил, что «если выпало в империи родиться…»

— «Лучше жить в провинции, у моря…» Знаю.

— А вот шофер твой, Миша, если помнишь, погиб тут, днями…

— Как так?

— Он вернулся в свой район, уломал жену, стал участковым инспектором, вроде не пыльно особо, 109-е отделение, на Ленинградке…

— А, знаю, читал! 23 сентября в 2050. Ленинградский, 43, «УАЗ», убит из автомата. Господи, Господи…

— Да. Вот такие дела… А служба, гляжу, тут у вас поставлена на широкую ногу.

— Так. Это так. А кстати, кто бы мог предположить лет так десять назад, что мы с тобой будем сидеть спокойно в самом сердце, в штабе мафиозной группировки…

— Какая ж это мафия, Саша! Они же партизаны, разве ты не понял?

— Ну, Грамов, может, он и партизан… Он здесь, конечно, в стороне, сам тяготится и собирается исчезнуть отсюда, кстати. О чем говорит не таясь… А вот Навроде — это точно мафиози.

— Нет, он-то как раз и партизан. Такой Денис Давыдов… А Грамов, он просто ученый. Но, я бы сказал, весьма современный. Не Полежаев. Не Вернадский. Нет. Скорей Архимед, что ли, ну зеркалом который римскую флотилию пожег там как-то, на досуге, чтоб не нападали на родные Сиракузы… А что там до того, что Навроде «ворует», как ты говоришь, так что ты думаешь, в Белоруссии, в сорок втором, какой-нибудь Ковпак или Доватор шишками питались? Он не ворует… ну, в прямом-то смысле слова… Тому, что здесь имеет место, юриспруденцией пока ярлык не найден. Я раньше был непримиримым, хуже в десять раз, чем ты. А вот когда нам с Гдляном, с Ивановым все дело порастрясли… Я очень сильно стал задумываться. Причем досадно что, ну просто возмутительно, Узбекистан, шуруй, тут можно. А Кремль— ни-ни, не трожь! Не знаю, кем тут надо быть, ну, чтоб за автомат не взяться… Что и происходит, впрочем… Тому одна причина — бескультурье, хамство, озлобление: дичь, одним словом. А нам тут, ну, профессионалам, от этого подальше бы, к стороне… Не наше время здесь — увы, не наше.

— Исчезнуть?

— Нет, сказал бы проще: отойти. В сторонку. Это — пусть без нас! Я вот, например, попросил бы политического убежища у Бога, от политики… Ты лучше вот скажи мне, я не понял в твоей одиссее двух моментов: кто это там, когда являлись «духи», все форточки распахивал? И почему летал ты в Киев? Непонятно.

— А-а-а… Он и вас обвел вокруг пальца, Грамов. А я, признаться, догадался сам. Сначала Киев. Никакого смысла в этом нет, ну, что в Киев именно. Можно было бы переждать в подъезде, по соседству. Но это просто слишком. Нет! Самолет! А почему? А тут ведь регистрация! Тут засекается — летал он в Киев. А в Киеве чего? Мы-то знаем — а ничего! Но это знаем только мы, а им придется поискать, покопаться. И как? Нет, не нашли, зачем летал он в Киев… Ложный финт, понятно? Определенный, засекаемый, но абсолютно не имеющий резонов. На этом логика абстрактная, ну «чистый сыск», летит в мгновение в помойку, Шерлок Холмс там или Пуаро… Вся эта четкая дедукция. Проваливается сразу, если подмешать абсурда. Да это так и в жизни: маньяки, психи трудно ловятся… Причудливые — я имею в виду. Кто знает: где и когда всплывет он снова? Где угодно! Он не по логике живет. По «вдохновению», так сказать… Как Моцарт. Турецкий марш, слыхали, посвященный мне?

— Да, — улыбнулся Константин Дмитриевич. — А форточки, ну, нараспашку?

— Тут то же самое. Но как бы вверх ногами. Когда убили Олю-Коленьку, то окна все открыл, как ты помнишь…

— Да, Карнаухов, помню.

— Ну вот. А дальше Грамов сам их «открывал» — когда моими же руками, мне внушая, что надо их открыть, и затирая в памяти впоследствии, а иногда внушая, что они уже открыты. Порою, впрочем, окна сами открывались… Сами по себе: вот в Сиртаке, перед землетрясением… Порыв был ветра, причем внезапный, при тумане! Но там, видать, природа вот такая…

— Нет, все же смысл я не уловил…

— Ну как же! Цель — выстраивание ложной закономерности… Пустой, действительности не соответствующей. Но весьма эффектной. Внимание отвлекающей. Ну, как светящийся, от фосфора, как нам известно, рот, пасть собаки Баскервилей…

— Да. Вот теперь, пожалуй, все понятно… Что ж, старею что ли, или устал?

— Давайте по чуть-чуть — на сон грядущий.

— Давай! Давай мы, Саша, помянем всех, кто ушел… Встанем.