Читать книгу - "В могиле не опасен суд молвы - Алан Брэдли"

Хоб ни разу не оглянулся на меня. С тем же успехом я могла быть служанкой, несущей шлейф его мантии.

Мы прошли мимо церкви по центральной улице, потом свернули в узкий проход между лавкой зеленщика и бюро ритуальных услуг. Справа находилась кирпичная стена, а слева – высокий деревянный забор.

– Здесь, – Хоб заговорил впервые с тех пор, как мы покинули церковный двор.

Я остановилась, уставившись на потрепанную деревянную вывеску над открытой калиткой.

«Ф. Т. Найтингейл. Похороны и др.»

– Постой… – заговорила я, но Хоб поднес палец к губам, заставляя меня умолкнуть.

– Тихо, – прошептал он, – я не хочу, чтобы па нас услышал.

– Па? – переспросила я.

– Мой отец, – пояснил он, указав на вывеску. – Гробовщик.

Я чуть не упала. Не часто судьба дает такой шанс. Я чувствовала, как будто одновременно вытащила четыре туза и джокер.

– Гробовщик, – пробормотала я, – подумать только!

– Не бойся, – тихо сказал Хоб, выразительно артикулируя губами.

– Уверен? – ответила я в той же манере.

Он не ответил, но поманил меня согнутым пальцем за забор.

Внутри был широкий мощеный двор, и я как будто оказалась в другом столетии. Все это место – от газовой лампы над задней дверью дома до коновязи – было отправной точкой для процессии на кладбище.

Я представила терпеливых черных лошадей, запряженных в торжественный черный лакированный катафалк, через стеклянные окна которого те, кому еще посчастливилось пожить, могут поглазеть на труп.

Кокарды, крашенные в черный страусиные перья, шевелятся на ветру, словно перья мертвой птицы (чем они, собственно, и являются). Все, чтобы вызвать трепет у зрителей и напомнить им, что они тоже смертны; носильщики в черных цилиндрах молча идут рядом с гробом и посматривают на окружающих, словно говоря: «Ты! Да, ты – ты можешь оказаться следующим!»

О, эти старые добрые времена, когда смерть была повседневным спутником, а не слабоумным родственником, которого прячут подальше, не желая с ним общаться.

Сегодня у двери, где когда-то переступали с ноги на ногу лошади, стоял видавший виды автомобиль. «Остин», судя по всему, в прошлой жизни служивший такси в Лондоне.

Я осмотрелась и поняла, что это задний двор – территория, не предназначенная для посторонних глаз. Вдоль забора выстроились деревянные гробы, в углах составлены коробки с пустыми бутылками.

Я подалась вперед, изучая этикетки.

Ага! Как я и подозревала: формальдегид, хлорид ртути, мышьяковистая кислота и щепотка старого доброго хлорида натрия (поваренной соли) плюс пара капель тимола, коричного и гвоздичного масел, чтобы замаскировать запах.

С дрожью восхищения я вспомнила, что мышьяковистая кислота в форме триоксида мышьяка – это один из самых смертоносных ядов, часто используемый для того, чтобы травить крыс.

– Шевелись! – прошипел Хоб.

Он стоял в дверях и неистово размахивал руками. Я поторопилась к нему.

И присвистнула. Мы находились в большой мастерской, в дальнем конце которой было что-то вроде галереи или чердака. Повсюду стояли гробы и их части на разной стадии готовности: лежащие на деревянных козлах, прислоненные к стенам, составленные в углах. На всех поверхностях лежали рубанки, молотки, пилы и резцы, воздух сладко пах древесной пылью и опилками.

Для девочки с моими интересами это рай.

Все равно что присутствовать при акте творения!

Хоб был уже на середине лестницы, ведущей на галерею.

– Давай сюда, – сказал он. – Скорее! Пошевеливайся!

Я начала неловко взбираться наверх, перекладина за перекладиной, прижимая помятого змея к груди. Должно быть, по виду я напоминала подмастерье обойщика.

Хоб протянул руку, чтобы помочь мне подняться.

Без слов он забрал у меня бумажного змея и швырнул в угол, потом достал черный прямоугольный предмет и поставил его на отполированный до блеска гроб.

Я постучала по поверхности ногтями. Шеллак, растворенный в метиловом спирте, гроб высочайшего качества. Явно не из тех дешевых коробок, которые покрывают льняным маслом и сажей с несколькими каплями скипидара.

Это вместилище предназначалось для кого-то важного.

По собственному опыту я кое-что знаю о лаках и их разновидностях. Как-то раз срочный ремонт стола работы XVII века в столовой, полированную поверхность которого я повредила роликами, надо было завершить до того, как отец вернется в Букшоу из Лондона.

При этой мысли у меня сжалось сердце.

– Надеюсь, камера не пострадала, – сказал Хоб, – иначе Пиппин убьет меня, когда вернется домой.

«Пиппин? Что за Пиппин?» – подумала я и вопросительно подняла брови.

– Мой брат, – объяснил Хоб. – Он летчик. Маршрутная съемка. Он фотографирует северную Канаду для геологической экспертизы. Летает на «спитфайре». Это его камера. Я позаимствовал ее для эксперимента.

Я видела гордость в глазах Хоба.

Отраженная в полированной поверхности гроба, камера имела неземной вид: странный научный аппарат с другой планеты, возможно, предназначенный для того, чтобы следить вездесущим оком за нашим отсталым миром.

И в то же время это был совершенно обычный «кодак» модели «Брауни шесть-двадцать». Они встречаются на каждом шагу. Каждый турист в любой английской деревеньке ходит с таким фотоаппаратом на шее, неистово фотографируя все подряд: старинные дома, амбары для десятины и каждую попавшуюся на пути утку.

Но эта камера отличалась от других. В спуске затвора была просверлена крошечная дырочка, к которой крепилась рыболовная леска, проходившая через медные кольца на боку камеры.

– Ты поняла, что это? – спросил Хоб, переступая с ноги на ногу от волнения.

– Кабель, – ответила я, – разновидность дистанционного управления.

– Воздушная фотография! – воскликнул он, не в состоянии и дальше сдерживаться. – Я сам это сделал! Тебе нравится?

– Поразительно, – сказала я, чувствуя себя намного старше, чем на самом деле. – Потрясающе!

Хоб купался в лучах моего одобрения, и в тот момент я поняла, что у него мало друзей.

– У меня есть идея, – сказала я. – Давай отнесем пленку химику в проявочную. Я отдам ее от своего имени, а ты вернешь камеру брата на место. Он никогда не узнает, что ты ее брал.

– Ты гений! – воскликнул Хоб, и я вынуждена была согласиться.

Через несколько секунд катушка оказалась в моем кармане рядом с платком и тем, что выкашлял труп Орландо.

Я мысленно похлопала себя по спине. В этот момент дверь в дальнем конце чердака тихо распахнулась и явился человек, с ног до головы одетый в черное. Видимо, он смазал сапоги маслом. Даже мой чуткий слух не уловил его приближения.