Читать книгу - "Год Быка - Александр Омельянюк"

На диалог через дверной косяк чуть ли не заглянули те, чья была очередь на поездку.

– «А мы скажем Ольге Михайловне, что дали ему срочную работу!» – объяснил шильник сыну гения.

– «Да что скажешь, то и скажешь! Я же не могу тебя заставить что-нибудь умное говорить!» – вслед уходящему дурачку Гудину и засмеявшемуся сыну гения Алексею метнул находчивый Платон.

– «Ты бы хоть постеснялся такое говорить!» – смеясь, с укоризной покачала головой Надежда.

– «А кого стеснятся-то? Всякую шелупень? Все, кого можно было стесняться – в основном уже поумирали!» – начал распаляться Платон.

– «Вот так все и рассуждают, и хамят, и бескультурье проявляют!» – неожиданно попыталась усовестить его начальница.

– «Тут ты, безусловно, права, и я с тобой соглашусь, но не Гаврилыч – Штюбинг!» – успокоился таким мудрым словам женщины Платон, вставив и свой последний кинокадр.

Гудин привык шкодить с детства. Ему, как самому маленькому в семье, поначалу всё сходило с рук. И он запомнил, что ему это можно, перенеся свою пагубную привычку и на всю оставшуюся взрослую жизнь.

Обоих коллег Платона воспитывали женщины. Гудина – в основном мать, но и старшие братья, а Ляпунова – мать и старшие сёстры.

И это сказывалось на всей их последующей жизни.

Алексей Ляпунов родился в один год с сестрой. Только та – в его начале, а он – случайно, внепланово, через девять месяцев.

Ну, точно, жертва химической промышленности! Потому он, наверно, и стал таким… едким, и пошёл работать в Биомедхимию?! – сам собой напросился вывод у Платона.

– «Ну, ладно! – хитро улыбнулась Надежда, прерывая мысли сочинителя – Мы поехали! Я тебе ключ от нашей комнаты положу, а то там дорогой подарок ещё и для Ивана!».

Как только коллеги скрылись из вида, Платон стал тоже собираться:

Вы – гулять! И мы – до дома! – молча, но весело заключил он.

Улица встретила хитреца толстым слоем свежего снега. Его тёплые старые полуботинки часто скользили скошенными пятками. Поэтому их обладатель шёл очень осторожно. Но всё равно он, то и дело поскальзывался.

Платон успешно прошёл через Большой Устьинский мост, пересёк три проезжих части, но при подходе к трамвайной остановке около метро «Новокузнецкая» загремел под фанфары, опять сильно ударившись спиной, но чуть менее, как всегда с амортизировавшими падение, локтями.

Дотянувшись до отлетевшей всего на метр шапочки, поднялся почти сам.

Да-а! Немного недотянул я до спасительного асфальта! Отвлёкся на обилие трамвайных пассажиров, и радость, что не зря пошёл пешком! – сожалел Платон о потере им бдительности, осторожно расправляя и напрягая плечи, проверяя этим наличие тяжёлых травм.

Но всё пока обошлось лишь традиционным ушибом спины в целом, и лёгким рассечением кожи на левом подлокотнике.

Дома он обработал рану на локте на этот раз почему-то очень жгучей, то ли от своей свежести, то ли от грязности его раны, перекисью водорода.

Умывшись и положив зубы на полку в ванной, Платон принялся за ужин. Из-за падения он побоялся делать традиционные вечерние зарядки.

Сильно ушибленный, он не пошёл на следующий день на работу, сообщим утром о случившемся Надежде.

Дома падший отлежался, и снова сел за компьютер.

Во вторник он объяснил начальнице, что упал, почти, как год назад, но чуть удачнее, так как в этот раз не стал напрягаться, группируясь, а упал, как тюфяк, даже ударившись затылком.

– «Понимаешь? Я не просто упал, а… пип…анулся! Я даже услышал отчётливый звук «Хрясь»! Видимо шейные позвонки самортизировали?!».

– «А ты попал к врачу-то?».

– «Конечно, попал! Я как раз и шёл к хирургу!» – вынужденно соврал он.

Всю неделю Платон приходил в себя, клея новую партию этикеток. Его новая технология теперь им была освоена окончательно, благодаря чему и трудоёмкость снизилась более чем в два раза.

– «Вот если бы каждый человек работал так творчески на своём конкретном рабочем месте, мы бы наверно всё-таки коммунизм построили?!» – похвалила его начальница.

От таких слов под пюпитрами славы ему даже стало жарко.

А Надежда Сергеевна стала теперь регулярно и заранее объявлять Платону планы по заказам:

– «Ещё четыре коробки заберёт Интератлетика».

– «Ну, это ещё ничего, что Интератлетика, лишь бы не инкогнито!» – намекал ей на свою далёкость от этого Платон.

Он тоже не раз имитировал свою заинтересованность в общих делах:

– «А где… тот?» – в пику Гудинскому «этот» спросил он начальницу, хотя ему это было вовсе не интересно.

– «Давайте о деле, а лирику для кустов побережём!» – в другой раз оборвал он коллег, намекая на свою занятость по работе и неуместность вести сейчас с ним беседы на слишком вольные темы.

В пятницу Алексей решил отметить свой день рождения в подзабытом всеми пивном ресторане «Пилзнер» на Покровке, в последние годы ставшим лучшим в столице. А в этот раз общую компанию не смогла составить, приглашённая важным кавалером, Нона.

Время провели в уютном подвальчике. Говорили о разном, но не Платон с Гудиным. Однако последний всё время ревниво следил за независимым, пытаясь сразу парировать все его высказывания.

– «Нонка, небось, сейчас шарахнет на пару бутыль водки, и ведь она не возьмёт, заразу!?» – опять ревниво начал нудный Гудин, походя, оскорбляя независимую женщину.

– «Как у нас некоторых!» – метнул он камешек и в огород Платона.

Из чего тот сделал вывод, что коллектив обсуждал в его отсутствие, данное им Надежде объяснение на обидное взаимоуничтожение внутри его организма алкоголя и лекарств.

Алексей рассказал о двух книгах Михаила Веллера, наделавших много шума, приведя из одной ряд ярких, просто смешных примеров.

– «Да! Людей с настоящим чувством юмора не так уж и много. Ещё меньше тех, у кого оно тонкое!» – прокомментировал писатель-юморист.

– «Да что ты понимаешь в юморе? Только то, что ниже пояса!» – влез в разговор не раз обсмеянный им Гудин.

– «А что ты понимаешь под тонким чувством юмора?» – не дав тому закончить фразу, попыталась уточнить, и выправить ситуацию начальница.

– «А это когда юмор находят даже там, где его почти не видно, тем более всем!» – прошёлся градом камешков по коллегам Платон.

Он вдруг неожиданно осознал, что длительное игнорирование им своих коллег привело к потери теми, бывшего и так не на высоте, чувства юмора. И теперь его прежние шуточки с Надеждой или Алексеем, не приводили ни к каким эффектам.