Читать книгу - "Год Быка - Александр Омельянюк"

Да! Зря я носил бейсболку с эмблемой Кейптауна! – решил засыпающий.

Лишь к середине ночи Платону удалось заснуть, но не выспаться.

А поутру медсестра Галина ещё раз наполнила его внутренности простой водой, после чего он очистился почти полностью. И тут же повторили вечерний укол. Но на этот раз не сон, а приятная нега во всём теле и в голове сморили подуставшего. Полдесятого его навестил врач-анестезиолог, поинтересовавшись самочувствием и готовностью к операции, подтвердив, что она будет не скоро.

– «Очень хорошее, просто кайф!» – пытался обрадовать того Платон.

И, как оказалось, напрасно.

В оставшееся время он пять раз сходил по-маленькому, но помногу, напрочь выведя из организма все успокаивающие и ослабляющие вещества, почти обезводив его.

Периодически поглядывая на часы мобильника, он ждал своего часа. Но тот подошёл неожиданно. Медсёстры вкатили в палату тележку, и передали Платону белую рубаху.

Как на казнь! – мелькнуло в голове писателя.

– «Платон Петрович! Как самочувствие и настроение?!» – больше успокаивая, чем действительно интересуясь, с сочувственно-подбадривающей улыбкой спросила одна из них.

– «Да, нормально! Только весь кайф пропал: пять раз вставал по маленькому, и по многу!».

– «А это от волнения!» – объяснила другая.

– «А-а? Как у болельщиков!» – несколько успокоил себя он.

Надев рубаху, Платон полностью оголился, и, прикрывая ею интимное место, ловко взобрался на тележку.

Медсёстры до плеч накрыли его белой простынёй и повезли головой вперёд.

– «Как катафалк! И белой простынёй накрыли!» – заныл в глубине тела рогатенький.

– «Но зато пока головой вперёд!» – успокоил его носитель.

Платон уже наблюдал процедуру перевоза, потому знал, к какому лифту его повезут.

Как всегда сёстры везли всех быстро, чуть ли не бегом. Вот и сейчас при выезде из палаты в спешке они задели тележкой за дверной косяк.

– «Вы рукой не задели? Вам не больно?» – участливо спросила Ольга.

– «Нет! Если бы на такой скорости я задел бы рукой, Вы бы услышали другой звук… матерный!» – успел пошутить неугомонный.

Но сразу были подняты боковые поручни-упоры и гонка возобновилась.

При проездах через пороги дверных поёмом тележку трясло, тело тоже. Платон даже представил, как на повороте на такой скорости к лифту, его тело вываливается на пол. Но боковые ограждения стали надёжной гарантией против этого, и начавший было нервно смеяться, не успев даже улыбнуться, тут же успокоился.

В лифт его также вкатили головой вперёд.

Ну, а выкатывали на восьмом этаже уже естественно наоборот. Зато на площадке развернулись и правильно продолжили гонку. Однако в огромную, светлую операционную ввозили уже ногами вперёд.

– «Ну, вот! Я же говорил!» – снова было заныл в глубине рогатенький.

Сердце Платона в этот момент тоже пыталось было ёкнуть. Но он собрался, как во время ответственного экзамена, и сконцентрировал своё внимание на главном.

Простыню приподняли и попросили его самостоятельно перебраться на операционный стол. Не успел он лечь, как чьи-то руки, коих кругом было достаточное множество, уже подстелили под него клеёнку. По просьбе командовавшей у стола женщины, он передвинулся повыше к ложементу для головы, улегшись поудобней лицом в потолок, который сразу загородили большой круглой установкой с множеством ламп.

Тут же его отгородили от операционного действа небольшим белым занавесом, а взгляд его поймал Владимира Фёдоровича. В этот же момент с его левой рукой уже колдовала помощница врача-анестезиолога. Но Платон предупредил её, что его руки не могут полностью распрямиться. Тогда под запястья подложили специальные подушечки, так что стало очень удобно, о чём Платон сразу и поведал хлопотавшим вокруг него.

Пока на виду у Платона занимались его руками, за занавесом тоже проявляли активность.

Предупредив его, живот, ноги и промежность протёрли какой-то прохладной жидкостью. Всё лишнее перекрыли пелёнками. Занялись и самым главным. Платон тоже внёс свою лепту:

– «А Вы не стесняйтесь! Оттягивайте пипиську на сколько надо! Она со страху скукожилась, а так вытягивается!».

Находившиеся по ту сторону белого занавеса, то ли не расслышали, то ли не поняли сказанного, не ожидая в такой момент юмора и самоиронии.

Поэтому Владимир Фёдорович, чуть наклонившись за занавес, и с интересом разглядывая упомянутое, с улыбчивым удовольствием повторил Платоновскую просьбу, облегчая врачам оттягивание его крайней плоти. Но дальше случилось непредвиденное. Медсестра никак не могла проколоть легко ею найденную вену. Платон успокоил её:

– «У меня почти каждый месяц отсюда берут кровь на анализы. Так что вена возможно в этом месте загрубела!».

Сестра начала искать новое место, но тоже безуспешно, вслух сказав об этом. Поэтому Платон невольно опасливо подумал о переносе операции. От расстройства вспомнил о своём давлении, дав команду в недра несколько сбросить его. Но рогатенький видимо от усердия перестарался.

Тут же Платон понял, что от всего виденного, а больше слышимого, плюс обдуманного и задуманного, – теряет сознание, о чём поведал вслух, попросив нашатыря. Тот долго не могли найти. А когда нашли, то он оказался старым и слабым. Да ещё и медсестра боялась сунуть под нос больному концентрированный раствор. Платону пришлось успокоить её:

– «Не бойтесь! Я умею правильно нюхать нашатырь! Давайте!».

И действительно, ему постепенно стало становиться всё лучше и лучше.

Тем временем Владимир Фёдорович, померив давление, подтвердил, что клиент не лукавит. Верхнее давление упало до 83.

– «Я поднимаю давление!» – объявил он, делая укол.

В этот же момент, наконец, нашла своё место и злополучная тупая игла той же медсестры.

Тем временем сразу двое расспрашивали Платона о его работе. И он так увлёкся рассказом с подробностями, что совсем забыл впасть в беспамятство.

– «Может, будем делать под местным?!» – услышал он вопрос Максима Борисовича.

– «Да нет! Вколите ещё один кубик!» – ответил ему приказом своей помощнице анестезиолог.

– «Во! Мне теперь стало совсем хорошо! Начинайте!» – дал Платон указание всем сразу.

В этот момент на него сверху надвинулась чуть прозрачная, тёмно-серо-бурая маска и Платон провалился в беспамятство…

Медсестра Ольга – красивая кареглазая блондинка, лет за тридцать, ещё до этого напомнившая Платону его первую детскую симпатию, одноклассницу Ольгу Суздалеву, разбудила его: