Читать книгу - "Победный ветер, ясный день - Виктория Платова"

Дружочек Гжесь раздумывал недолго: он раскурочил кухонныйкомбайн, подаренный на свадьбу, после чего застыл в оконном проеме свидеодвойкой в руках.

Видеодвойка была единственным ценным предметом в их доме, ирасстаться с ней у Лены не было никаких сил.

Гжесь одержал очередную победу на важном стратегическомнаправлении.

Но проиграть сражение еще не значит проиграть войну.

Именно этим утешалась Лена, уводя остатки своей наголовуразбитой плоти в ванную — зализывать раны, зашивать амуницию и чистить покрытоепозором оружие. К счастью, довольно быстро смываемым позором.

Гжесь же укреплял завоеванные позиции и оперативно превращалв бивак недавнее поле боя: взбивал подушки, поправлял смятые в пылу страстипростыни и вытряхивал одеяло. В такие минуты Гжесь расслаблялся.

Расслабился он и сейчас.

— Когда мы подаем на развод? — в сто тридцатьтретий китайский раз спросила Лена, появляясь в дверях спальни.

— Тебе надо, ты и подавай, — в сто три дцатьтретий китайский раз ответил Гжесь, нагло развалившись на когда-то вполне мирномсупружеском ложе.

Акт о безоговорочной капитуляции должен быть подписан, иначеВойна Алой и Белой розы не закончится никогда. Они оба устали от этой войны,неужели Гжесь? Ланкастер этого не понимает?

— Завтра. Завтра я подаю заявление.

— И завтра, и послезавтра, и через месяц, и черезгод, — издевательским дискантом напел Гжесь, — мы будем вместе, мыбудем вместе, и наша любовь не пройдет!

— Скотина! — прошипела Лена, наполовинувысунувшись из окопа. — Где только были мои глаза, когда я выходила за тебязамуж?!

— Там же, где и мои, когда я на тебе женился. —Гжесь перевернулся на живот и пошлепал себя по гладкой упругой заднице.

Конечно же, Гжесь лукавил. Или был просто-напросто не силенв анатомии. Совсем другое место следовало бы показать ему. Совсем другое, нонаходящееся в восхитительной симметрии с задницей. На противоположной сторонетаза.

Лена Шалимова и Гжесь Вихура поженились пять лет назад. В тупору Гжесь заканчивал актерский факультет театральной академии, а Лена писаладиплом «Математические методы оптимального управления». Диплом был так себе, даи студенткой Лена была так себе: никаких склонностей к точным наукам у нее небыло (к гуманитарным, впрочем, тоже). На мехмат ее устроил отец, неожиданнообъявившийся в пору позднего Лениного отрочества. До этого Лена знать не зналао его существовании, беззаботно жила в провинциальной Коломне, беззаботнокаталась на «Яве» пэтэушника Генки Фрязина и беззаботно мечтала о карьереманикюрши. И о тихом семейном счастье с пэтэушником Генкой Фрязиным. И о трехдетях — тоже: о девочке (обязательно старшей) и двух мальчиках-близнецах.

Отец приехал летним утром электричкой из Москвы; долгоотирался у калитки, долго беседовал с матерью Лены — подуставшей от жизнихабалкой с санэпидстанции. Мать отвечала за дератизацию предприятий города и намир смотрела с брезгливостью — так же, как и на подотчетные крысиные хвосты.Беседы Лена не слышала: она тихонько сидела в своей комнатке, сгорая от стыдаза мать-грозу-коломенскихкрыс и за весь их несуразный быт. Перед совершеннонезнакомым ей, хорошо одетым седым человеком в стильных очках без оправы.

Через полчаса появилась мать со сногсшибательной новостью:

— Ты едешь в Питер. К своему отцу.

— К моему отцу? — безмерно удивилась Лена. —Разве у меня есть отец?

— Представь себе. Я же не богоматерь, в конце концов!

— И зачем я должна к нему ехать?

В гости?

— Учиться. Взрослая ведь девка, школу уже закончила.Пора и о будущем подумать.

Нельзя сказать, чтобы это известие сильно порадовалоЛену, — мечта о карьере маникюрши и семейном гнезде с девочкой постарше идвумя мальчиками-близнецами стремительно отдалялась.

— И когда я должна ехать?

— А чего тянуть? Сегодня и поедешь.

— Но…

— Хочешь всю жизнь просидеть в этой дыре, как я?..

«Хочу, еще как хочу», — подумала Лена, но вслухвысказаться не решилась. Она никогда не перечила матери. Она была примернойдочерью.

— Хочешь выйти замуж за дебила Генку?

Хочу, еще как хочу!..

— Почему это он дебил?

— Потому что, — отрезала мать. — Черезполгода начнет водку глушить, через год — лупить тебя как Сидорову козу, черезпять — от белой горячки подохнет. Или разобьется по пьяни на своем мотоцикле.

— А я?!

— А ты вдовой останешься, — глаза матери горелинедобрым пророческим огнем. — Да еще с детьми. Дай бог — один будет. Аесли целый выводок? Выводок я не прокормлю!..

Закончив тираду в стиле древнегреческой Пифии, мать полезлана шкаф за чемоданом: судьба Лены была решена.

В тот же день они с отцом уехали из Коломны. Генка даже непроводил ее, променяв душераздирающее прощание на футбол по телику. Матьторопливо всплакнула у раскрытых дверей электрички и так же торопливо далапоследние наставления:

— Ты отца не стесняйся, требуй свое, веревки из неговей, он тебе больше должен. А в общем, неплохой он человек, АнатолийАристархович, да и жизнь, видно, его поприжала!.. Ну, может, оно и к лучшему,Питер — город приличный, не пропадешь.

А мне тебя тянуть уж невмоготу…

…Питер и вправду оказался городом приличным, вот толькочересчур холодным.

Холодным был и отцовский дом. В нем царил культ матери отца— Виктории Леопольдовны. Лене и в голову не приходило назвать ее бабушкой.Только по имени-отчеству и только на «вы». Впрочем, и сама ВикторияЛеопольдовна обращалась к Лене исключительно на «вы».

— Не ставьте локти на стол, милочка.

И подтирайте за собой в ванной комнате, пожалуйста. Вы ведьв профессорском доме, а не у себя в Кинешме.

— В Коломне, — тихо поправляла Лена.

— В Кинешме, в Коломне — какая разница. Мой сын, а ваш…— в этом месте своих ежедневных наставительных спичей Виктория Леопольдовнавсегда скорбно поджимала губы, — ..ваш отец — человек, безусловно,совестливый. Мягкий, добрый…

«Размазня, — припечатала бы старуха, не будь она такойинтеллигентной, — размазня, который вбил себе в голову, что виноват переднахрапистой девкой из провинции и ее отродьем. Виноват грехами взыгравшейотпускной плоти, — единственными грехами, которые легко отмолить».

— Но я, милочка, человек совсем другого склада…

"На мне где сядешь, там и слезешь, — припечаталабы старуха, не будь она такой интеллигентной, — пусть размазня перед тобойстелется, а я тебе ничего не должна.