Читать книгу - "Скверное дело - Селим Ялкут"

Я вам скажу, — Говорил Балабуев Плахову, осматривая скромный музейный кабинетик, — это не наш метод. Как осмотр места происшествия — не годится, как следственный эксперимент тоже, обыскивать вообще глупо — сколько времени прошло, да и ордер не дадут (какие основания?), и, вообще, если подумать, что я делаю у вас, непонятно. В принципе, если бы у нас не сложились отношения (а они ведь сложились), вы свободно могли бы попросить меня уйти. И я бы исчез, растворился, как белый парус за горизонтом. Но я вам скажу, Алексей Григорьевич, затянулся узелок, и пока мы с вами его не распутаем, это нам обоим, как сейчас говорят, сплошной геморрой-с. Знакомы? Нет? Счастливый человек. — Балабуев вздохнул и продолжал. — Но и для вас могут сложиться проблемы, хоть и в другом месте. Подписку о невыезде я с вас хоть сейчас могу взять. И ограничить вашу свободу передвижения. А что делать? Вот у меня, где сидит… — Балабуев постучал себя по затылку. — Может, возразить хотите?

— Не хочу.

— И правильно. Как должностное лицо я, конечно, спокоен и беспристрастен, какие могут быть претензии, а, как человек, я на вас в обиде. Вы этот геморрой запустили, а теперь — доктор помогите? А я кто? Живой индивид Начальство на меня наседает. Не знаете, кстати, почему? Что за повышенный интерес? Вы не представляете, сколько таких, как ваш Кульбитин, находят. И никто особо не парится. А тут, буквально, на ушах выстроились и стоим, такой шум. Иностранцев вокруг понатыкали, как ржавых гвоздей в доске. И все они с вашим Павлом Николаевичем в дружбе и согласии. Иностранец теперь нам друг, товарищ и брат. У нас ведь крайности. То через проволоку общаемся, то целоваться лезем, куда покажут. А они ведь тоже люди со своим интересом. Ваш подчиненный с ними дела вел. Кто в этом может разобраться, как не вы? Кто мне станет помогать? Раньше, как говорили. Дети — лучшие друзья чекистов. А вы — взрослый дядя, тем более должны понимать.

— Ну, знаете. — Запротестовал Плахов. — С моей стороны — максимальное содействие. Мы ведь не просто человека, прекрасного специалиста потеряли.

— Вот именно. Специалиста. — Подхватил Валабуев. — Ну, и чем он таким отличился, чтобы по голове кирпичом вознаграждение получить. Вот, знаем мы, он экспертизу заказывал.

— Первый раз слышу. Мы пока материал по экспедициям не разберем, никаких экспертиз.

— И по журналу можете проверить? Ведется у вас регистрация?

Пока Плахов доставал журнал, перелистывал страницы, Валабуев осматривался. — Чей это портрет. (Вообще то портретов было два.)

— Вот тот — Успенский Федор Иванович — крупнейшая фигура по истории Византии. В России и в мире. Вы Историю Византийской империи в руках держали?

— Не доводилось. — Скромно отвечал Валабуев. — А второй кто? В черной шапочке.

— Академик Борисов Владимир Алексеевич. Основатель нашего музея. Продолжатель дела Федора Ивановича.

— Смотри, как бородку подстриг. Клинышком. Старинная наука.

— Товарищ Сталин так не считал.

— Кто, извините?

— Сталин. Иосиф Виссарионович. Вызвал Владимира Алексеевича из ссылки, тот преподавал историю в Томском университете, и распорядился обновить исследования по истории Византии. При своей личной поддержке. Тогда и нас организовали. А было это в 1943 году.

— Во время войны?

— Вот именно. Потому, никакая она не старинная. Турки цацкались с нейтралитетом. Выжидали, кто кого. Только бы рыпнулись, мы бы им хвост защемили, припомнили и Константинополь, и проливы.

— Ого, игра шла. А я и не знал. Тут, оказывается, серьезная политика. Что же это вы? Нужно уважить товарища Генералиссимуса. По справедливости.

— Не положено в государственном учреждении. А разрешат, вывесим. Вот этот журнал. Как видите, никаких записей. С мая месяца.

— А разрешение вы должны давать?

— Нет. Он сам.

— Непорядок. Потому и слал под номерами. А какой результат, не знаете?

— Я вам сказал, под номерами.

— Алексей Григорьевич, разве я не понимаю. Под номерами. А вы все равно возьмите. Номер X в сравнении с номером У.

— Не совпадают.

— Что не совпадают?

— Номер X с номером У.

— Вот видите. А что это нам дает?

— Ничего.

— Ничего — это тоже ответ. Пусть полежат… Кстати, был у вас этот Картошкин? Недавно только ушел? Что вы ему такое рассказывали, если не секрет?