Читать книгу - "Гольф с моджахедами - Валериан Скворцов"

— Кто это? — спросил я.

— Мой водитель. Забрал ваши вещи в камере хранения на вокзале…

— Слушаю, Джамалдин, — сказал я.

— Господин имеет чемодан и сумку?

— Правильно.

— В сумке оружие, — сказал Джамалдин.

Я взглянул на Заиру. Она гладила кошку. Я погладил Жоржика и ответил водителю:

— И что же?

— Я переложу в машину, в которой вы поедете с хозяйкой.

— Ты так решил?

— Хозяйка решила, — сказал Джамалдин и разъединился.

Я вжал кнопку отбоя и сказал:

— Он вам звонил, Заира, а не мне.

— По вопросу, который обсуждается обычно между мужчинами, — ответила она. И лучше бы не улыбалась.

Практикующему юристу работу с женщиной-клиентом приходиться начинать с определения нужной дистанции между собой и ею. Слишком далеко — не получаешь внутренней картинки дела, за которое взялся, не выявишь сути действительных, обычно сволочных, намерений нанимательницы и потому не сделаешь работу с хорошим качеством. Слишком близко — расшибешься о её дурь и страсти-мордасти, возможно, насмерть… Женщину, в отличие от мужичка, не двинешь хуком справа, чтобы прекратить, скажем, истерику. Существует и такой продукт физиологического выделения, как слезы. Постоянная мелочность, колебания… С женщиной-клиентом постоянно чувствуешь себя вроде мотоциклиста на вираже, где промашка с балансом в грамм грозит потерей всего упора на дорогу.

Так что лучше бы Заире не улыбаться. И я опустил глаза на Жоржика.

— Когда мы выезжаем? — спросил я.

— Через сорок минут, — сказала Заира. — Я переоденусь в дорогу. Должен явиться деловой партнер, его привезет Макшерип… Останется только переговорить с ним, и все. У вас есть другое пальто?

Мое от «Авалона», подаренное ещё Праусом Камероном, действительно выглядело, как говорится, не совсем… Я заметно ободрал его, когда перелезал через забор на заднем дворе краснодарской гостиницы «Москва».

— Нет, — сказал я. — Другого пальто у меня нет. Да, наверное, купить можно. Я куплю…

— Не нужно. Здесь найдется, — ответила Заира. — У меня есть ещё брат, его пальто вам подойдет. Я принесу.

— Еще один брат?

— Сводный, — сказал она, — по отцу. Встретимся с ним в Краснодаре.

Теперь задребезжал мой «Эриксон».

Жак Филиппар спросил:

— Вы можете говорить сейчас?

Все-таки легкий южный акцент в его русском чувствовался. Возможно, он учил язык, скажем, в Днепропетровске, потому что приглушал гласные. А может, его настоящая фамилия когда-то была Филиппенко.

— Могу, господин Филиппенко, — сказал я. — Срочное дело?

Жак, видимо, обдумывал, что бы могла значить его новая фамилия, пауза затянулась, и я пожалел об экспромте. Оперативники вне сиюминутных забот соображают туговато. Я сказал:

— Это неловкая шутка, Жак… Продолжайте.

— Пусть это будет нашим паролем. Звонок от Филиппенко. Принято?

Практически я весь день совершал одни неловкости. А теперь впал в лишнюю разговорчивость. Из-за бабы, конечно.

— Спасибо, принято, — сказал я в телефон. — Итак?

— Первое. Ваша просьба учтена. Семья взята под охрану. К ней москит не подлетит…

Я не стал уточнять, что на Фунафути нет москитов, они там не водятся. Проникся отвращением к собственной болтливости.

— Что взамен? — спросил я.

— Взамен второе. Господин Камерон арестован с поддельными документами в Краснодаре. Уведомление об этом пришло от нашего человека. Вы можете, Бэзил, разобраться в обстановке, прояснить картину и сообщить нам детали?

— Где Макс?

— Макс говорит по другому телефону с нашим Центром.

— На эту тему?

— На вашу. Вторая будет обсуждаться после вашего сообщения. Оно не останется безвозмездным.

— Камерон выдал мне десять тысяч долларов в Чехии перед переходом границы в Германию. Деньги ещё остаются. Так что с этим все в порядке… Когда нужны сведения?

— Как и обычно, Бэзил.

— Значит, вчера? Ждите сообщения.

Я вдавил кнопку отбоя, спрятал в карман мобильный и — своим глазам не поверил: в салон входил утепленный в дорогу горнолыжным костюмом Лев Севастьянов!

Макшерип Тумгоев, дернув рыжеватой с седой окантовкой бородой, сказал:

— Господин Лев Севастьянов, господин Бэзил Шемякин…

Мы церемонно пожали руки и принялись разглядывать: Лев — морской пейзаж за окнами, а я — как Жоржик, коварный изменщик, подобострастно отирается о его брюки. Тень Ефима Шемякина, великого оператора этого финансового трюкача и меня самого, казалось, вот-вот материализуется в реальную фигуру, проходящую сквозь стену салона. Картуз «под Жириновского» на затылке, распахнутый кожаный реглан, запотевшие с холода очки… Места, где он мог бы в обычной своей манере помотаться по помещению, отдавая распоряжения и допрашивая, хватило бы с избытком.

Стоило Тумгоеву сказать, что он пошел готовить вертолет, и выйти, как привидение незримо вступило в командование, во всяком случае, надо мною. Севастьянов, я видел, ошарашен моим появлением, будто я застал его за игрой в карты на казенные деньги.

— Бэзил, — спросил он. — Что ты здесь делаешь?

— Надеюсь, то же, что и ты, — ответил я. — Служу Шлайну. Но, в отличие от тебя, в кредит. Ты, случайно, не знаешь, он не собирается здесь появиться с минуты на минуту?

Только теперь мне стала ясна подлинная ценность записи трехчасовой беседы на лужайках гольф-клуба «Эль-Кантауи».

Вне сомнения, Лев Севастьянов как консалтинговый эксперт, от которого у финансовой банды, судя по прослушанной мною пленке, не оставалось секретов, имел допуск к списку «черных» и «серых» фирм, а проще прикрываемых ими общаков, созданных на ворованной нефти, торговле оружием и людьми, производстве и продаже водки, манипуляциях с бюджетными отчислениями, включая прокрутки десяти миллиардов рублей так называемых «боевых» для федералов, рэкете, перепродаже автомобилей, контрабанде, наркотиках и всем прочем, бесконечно разнообразном, что и составляло подлинный смысл десятилетней чеченской катавасии. Он имел допуск к внутренним материалам о самом существенном — о деньгах и людях, которым они принадлежали. Засекреченным наглухо. Без обладания этими материалами никто и никогда не докажет, какие, в каком количестве и чьи «серые» и «черные» деньги отмыты волной европейской интеграции под крышами банков стран переходного периода, вроде Чехии, Латвии, Эстонии и тому подобных.

— Дело дрянь, — сказал Лев серьезно. — Я не знаю, где Ефим.

Его это, определенно, устраивало.

— Сколько получится дискеток? — спросил я.