Читать книгу - "Правила боя - Борис Седов"

Самолет летел над Атлантическим океаном, а я мысленно был в Петербурге.

То, что случилось вчера, гадко царапало душу, заставляло винить себя и искать себе оправдания, а когда человек оправдывается, не важно – перед собой или перед людьми, значит, он уже в чем-то виноват. Чувство собственной вины, наверное, самое страшное, что дано человеку при жизни. Нам, обществу крещеных, но неверующих людей, неведомо очищение покаянием. Я могу, конечно, пойти к доброму батюшке и рассказать ему обо всех своих грехах, реальных или существующих только в моем воображении. Может быть, он даже их мне отпустит, но легче от этого не станет, я буду так же не спать по ночам, пить горькую и затевать ненужные драки с такими же грешниками, как я.

Наташка погибла из-за меня, я виноват в ее гибели, и этот грех невозможно замолить. Я могу только попробовать искупить его кровью и жизнью, пролив кровь и лишив жизни тех людей, что лишили жизни Наташку…

Рейс был чартерный и мы летели в самолете одни – девятнадцать человек в огромном пустом «боинге».

Через полчаса после взлета в самолете установилась легкая домашняя атмосфера. Пацаны расселись своими пятерками по разным углам салона. Стюардессы переобулись, вместо форменных казенных туфелек надели домашние тапки, не утруждающие длинных красивых ног. Кое-кто из них уже подсел к моим солдатикам и смеялся каким-то их шуткам, а как могут пошутить бойцы, я прекрасно представлял.

Ко мне никто не подсаживался, ни солдатушки, бравы-ребятушки, ни красны девицы из «Пан Америкен», словно на лице у меня было написано нечто такое, чего люди сторонились или пугались.

Весь день Сергачев занимался неприятными и грустными делами. Наташку положили пока в подвале особняка, протрезвевший Кирей запретил отдавать ее в морг и, уж тем более, делать вскрытие. У мертвой Наташки было спокойное счастливое лицо. Труп убийцы-снайпера притащили в сад, осмотрели и нашли в нем не только несколько пуль, выпущенных из автоматов охранников, но и еще одну маленькую дырочку в основании черепа…

– Надо бы пулю вытащить, – сказал тогда Сергачев, но тут же передумал: – А на хрена? Что мы – баллистическую экспертизу делать будем и улики собирать? А с другой стороны – все-таки надо…

Не знаю, как Сергачев, а по Кирею было понятно, что никакие улики ему не нужны.

Петр Петрович съездил в Большой дом к какому-то большому начальнику, после чего приехала труповозка, а в ней трое серьезных мужчин в штатском. Они приветливо кивнули мне, о чем-то коротко поговорили с Киреем, внимательно осмотрели снайпера, снова кивнули и уехали вместе с трупом. Судя по всему, они знали всех людей в городе, живых и мертвых.

– Наташку мы похороним, не беспокойся, – сказал мне Сергачев, вернувшись из поездки в город. – Я договорился, место хорошее, сухое, ей хорошо там будет лежать.

От этих слов страшно захотелось выпить. Сергачев, внимательно посмотрев на меня, понял это и сказал:

– Ни-ни, вечером улетаешь, ни капли, ни здесь, ни в самолете, ни в Америке. Считай, что это твой долг перед Наташкой… Знаешь, почему на Руси было принято, чтобы родственники всегда сами занимались похоронами? Когда человек занят, ему некогда уходить в горе, ему нужно гроб колотить, место на кладбище искать, службу в церкви заказывать, к поминкам готовиться… Так в хлопотах человек и переживал самые страшные часы, потом-то уже легче, уже смиряешься с мыслью, что нет его, самого близкого и дорогого, а есть только те, что рядом, живые и тоже близкие и родные… И ты не воевать едешь, а защищать Светлану, которая тебя ждет и любит, и за Наташу мстишь, и не мое, Петра Петровича Сергачева, задание выполняешь, а делаешь все для того, чтобы ни одна Наташка в России больше вот так, не погибла, а чтобы любила и была любима, и нарожала бы новых Наташек, Алексеев, или даже Петров Петровичей…

Потом он принялся растолковывать мне, что и как я должен делать в Америке:

– В нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди вас будет встречать человек, которого зовут Василий Петрович, хотя на самом деле он Бэзил Шахов. Василий Петрович расскажет тебе последние новости о террористах, заложниках и подводной лодке, стоящей у побережья Флориды.

Я подозвал одну из стюардесс и попросил принести мне водки, но тут поднялся капитан третьего ранга Барков и сказал решительным голосом:

– Вам нельзя, Алексей Михайлович.

Я и сам понимал, что нельзя, поэтому закрыл глаза и попытался заснуть. Судя по всему, мне это удалось…

Со всякими таможенными и паспортными делами мы разобрались на удивление быстро. Василий Петрович Шахов встречал нас уже у самого трапа. Отобрал паспорта и, вернувшись через пару минут, взял меня под руку и провел через все возможные контроли без остановки и без досмотра, держа в руках стопку наших паспортов и какое-то удостоверение с белоголовым орланом на обложке.

У выхода из аэровокзала стоял большой и красивый автобус, куда мы и погрузились, не успев окинуть взглядом то, что обычно окидывают взглядом туристы. Те, что приезжают в Нью-Йорк наслаждаться красотами «Большого Яблока», а не вести войну с мировым терроризмом.

Мы ехали по утреннему Нью-Йорку, уже полному машин и пешеходов, и время от времени Бэзил Шахов говорил, не поворачиваясь к нам: