Читать книгу - "Тотальная война - Олег Маркеев"

— А к кому приходил, выяснили? — спросил Парамонов с набитым ртом.

— Черт его знает! У мертвого же не спросишь. На четвертом живет коммерсант, импортной мебелью торгует. Под коптевской бригадой ходит. После дефолта все долги вытрясают, могли и заказать. На пятом, соседняя дверь с Максимовым, проживает теща начальника оперчасти Бутырки. Бабка, конечно, не при делах. А зять ее навещает. Кстати, вчера на полчаса опоздал. На радостях пьет до сих пор, даже больничный по такому поводу оформил.

— Правильно делает, — кивнул Парамонов. — Кто еще?

— Да черт их знает, Леша! Может, этот лох вообще заскочил в подъезд малую нужду справить? Пробило его, козла, от волнения, вот и не дошел, куда хотел.

— Бывает, — авторитетно заключил Парамонов. — Не к столу будет сказано, мог бы и поносом изойти на огневом рубеже, такое тоже часто случается. Ладно, ладно, не морщь нос, к слову пришлось! А Максимов как отреагировал?

Николаев проглотил кусок, помолчал.

— Понимаешь, ему все по барабану. Если разобраться, алиби у него стопроцентное. Мы с участковым соседку, Арину Михайловну, первым делом прощупали. Кстати, бабка — ветеран внешней разведки… Да, получается, Максимов не врет. Пришел, попил кофейку, поболтал со старушкой. Ничего подозрительного. Никаких признаков, что он кого-то замочил.

— Юра, алиби бывает в уголовном деле, — назидательно произнес Парамонов. — А тут, насколько я понял, насильственная смерть не вытанцовывается. Но с другой стороны, ЧП — лучший повод для знакомства.

— На этом его не взять, — убежденно заявил Николаев.

— Придумаем другое. — Парамонов принялся за новую сосиску — А лучше всего ударим в лоб. Так и спросим: где вы, гражданин, были в ночь с субботы на воскресенье? Какое отношение имеете ко взрыву на даче у вашего любимого дедушки? А чтобы поджилки тряслись, предварительно смажем ему дверную ручку пластитом. Он его по всей квартире разнесет. А мы заявимся с газовым анализатором, который загудит на запах взрывчатки. И мышеловка захлопнется. Закрывай клиента в камеру и прессуй, сколько душа пожелает.

— Фантазии у тебя, Леха! — поморщился Николаев.

— Не фантазии, а план оперативных мероприятий. Который я предлагаю тебе на утверждение.

Николаев проводил взглядом девчонку, спешащую к подземному переходу. Несмотря на прохладное утро, одета она была по-летнему, и что хотела предоставить на всеобщее обозрение, то и оголила по максимуму.

— М-да, растут детки-конфетки, — задумчиво протянул Николаев. — Ты бы видел, Леха, девку Максимова. Малолетка, но все при ней. И с норовом.

— Да, школьницы сейчас пошли… Читать-писать не умеют, но такому научат! — Парамонов даже перестал жевать, поедая глазами девчонку.

— Тебе лучше знать. Сколько раз за прошлую неделю твоя дочурка дома не ночевала?

Парамонов подвоха не почувствовал и даже не обиделся.

— Всю неделю и не ночевала. Ничего, к первому сентября найдется. — Он вдруг оживился. — Слушай, лично меня жаба душит! Мы тут геморрой себе наживаем, а клиент кувыркается с малолеткой, дрыхнет до обеда и плевать на все хотел. Давай ему жизнь испортим!

Голод притупился, и Николаев без всякого желания посмотрел на две котлетки в коробке, к ним прилагались несколько пакетиков приправ. Без них эти пережаренные комочки мяса, очевидно, внутрь было не протолкнуть.

Приспустил стекло, достал сигареты.

— Не в службу, а в дружбу, Леша. Сходи, купи что-нибудь попить. У меня эта сухомятка колом встала.

— Во! А в моей обжорке суп-харчо подают. За пять рублей, кстати, — проворчал зам, пристраивая коробку на панель.

Николаев загадал, что если Леха вспомнит о пиве, или принесет из ларька новую бутылку, то разговора не получится. Лучше уж использовать «втемную» молодняк отдела, чем подключить к делу алкаша и вместе с ним сгореть синим спиртовым пламенем. Нельзя доверять человеку, которому бутылка заменила ум, честь и совесть. Перефразировав таким образом партийный лозунг, он немного успокоился и стал ждать.

Вопреки всем прогнозам, Леша вернулся с двумя картонными стаканчиками кофе. Сел в кресло и никаких попыток вытащить из-под него заначку не предпринимал.

«Случай трудный, но жить будет», — подвел итог Николаев, пряча улыбку.

Кофе оказался прекрасным, жена, после дефолта помешанная на экономии, готовила в сто раз хуже.

— Кстати, Леха, обрати внимание. Если в сосиски класть мясо, а кофе не варить из цикория, то получается очень вкусно. И денег не жалко.

— М-м, буржуазная пропаганда, — с набитым ртом возразил Парамонов. — Нам так не жить. Мы сосиски как делали из бумаги, так и будем делать. На том стоим и стоять будем.

Николаев, которому в квартире Максимова так и не удалось покурить, жадно затянулся сигаретой.

— Слушай, Леша, — выдохнул он вместе с дымом. — Информация сугубо конфиденциальная. То есть в отделе касается только тебя и меня.

Парамонов отложил недоеденную котлету, вытер рот и приготовился слушать.

— Мы разрабатываем версию хищения из спецфонда в связи с пожаром на даче профессора Арсеньева. Максимов пристегивается стопроцентно. Согласись, бывший офицер спецназа вполне мог культурно подорвать дачку деда.

— Без проблем, — согласился Парамонов. — Причем, с предварительного согласия деда.

«Соображает, когда не пьет», — мимоходом отметил Николаев. Выдержал паузу, последний раз взвешивая все «за» и «против».

Частное расследование существует только в кино. В реальной жизни, чтобы всюду поспеть, приходится доверяться подчиненным. А опыт Николаева подсказывал, что нет несовершенней материала, чем тот, из которого Господь лепит подчиненных. Правда, Сын его всех честно предупредил: «нет у человека врага хуже, чем ближние его». Чем дольше живешь, тем больше убеждается, — сие есть истина, альфа и омега.

— Первичная информация пришла по «первой линии». Наши побрякушки из спецхрана засветились в Берлине, — понизив голос, произнес Николаев. — Как сам понимаешь, негласная ревизия спецфондов — лишь эпизод в широкомасштабной операции. А мы в ней на шестых ролях.

— Как всегда, — равнодушно обронил Парамонов.

— Это, Леша, был экскурс в международное положение. А теперь докладываю внутриполитическую ситуацию. — Николаев от окурка прикурил новую сигарету. — Нашему отделу жить осталось до конца сентября. Очередная реорганизация, мать ее… Молодняк, конечно, трудоустроят. А вот нам с тобой, с такими званиями и должностями, ловить нечего. В лучшем случае выведут за штат, в худшем — сразу уволят по сокращению.

Парамонов поперхнулся и долго откашливался. Поднял на Николаева покрасневшие глаза.

— Предупреждать надо, — прохрипел он. — Так и помереть недолго.

— Сам только сегодня узнал. — Николаев соврал, как опер, не моргнув глазом. Информацию получил три дня назад, но никак не мог решить, как ею распорядиться.