Читать книгу - "Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов"

13.12, от этих цифр провел бы длинную стрелку, в конце которой и поставил знак вопроса. Это же вполне логично — начинать отсчет со следующего дня после выборов в Государственную Думу. Замечу в скобках, что Каплин пришел к такому выводу совершенно иным путем. Так это же и хорошо — достаточно вспомнить правило сопромата: “С чем пришел, с тем и ушел”, то есть, с какой стороны ни подходи, результат должен получиться один и тот же. Что означает неделя или три, или десять дней, начиная с тринадцатого числа? Ситуация может меняться, как в калейдоскопе. Ждали одного, а получилось совершенно третье. Вон как Чубайс верещал той ночью: “Тихо вползает фашизм!!!” Да никто и ничто никуда не вползало. Фашизм уже давно здесь. А насчет выборов — так народу давным давно все уже до фени, все абсолютно индифферентно. За Вольфовича-полудурка голосовали просто назло всем остальным партиям. Это же резолюция принципа: “Не доставайся ты лучше никому” — под “ты” здесь понимается власть. У “Зверя”, несомненно, была разработана программа, предусматривающая разные варианты развития событий, но основная идея, по-моему, такая: “Посижу, погожу, на спуск нажать всегда успею, ведь все в моих руках”.

— Стоп! Что значит “все”? И исполнитель тоже?

— Разумеется, — кивнул Липницкий.

— Ты того… Тоже оригинально мыслишь, как и Каплин. Ведь такое может быть только в одном случае — когда исполнитель все время удерживается при “Звере”. Либо он держится взаперти, вроде тех зеков, либо находится внутри структуры “Зверя”.

— Последняя мысль не блещет новизной, извините, господин полковник — ни у тебя, ни у “Зверя”, если он все решил так. Ведь это уже было — вариант Индиры Ганди.

— А я как раз и думаю за “Зверя”, а у него с фантазией вообще-то не очень, как ты знаешь. Потом — зачем выдумывать велосипед, когда можно взять апробированную вещь. Я тебе могу напомнить еще один вариант для данного случая — с младшим лейтенантом Ильиным.

— Сложновато — тогда надо будет искать родственничка, которого можно будет позаимствовать милицейскую форму, — пожал плечами Липницкий.

— Да, ты уже начинаешь демонстрировать оригинальность мышления и здоровый скептицизм. Но ведь не на пустом же месте эта мысль появилась — про исполнителя. И не мне она в голову пришла…

***

Необходимая ретроспектива.

30 октября, суббота.

Полковник Олимпиев не спеша брел в раздевалку. Здесь, в спорткомплексе ЦСКА, он с удовольствием играл в теннис. Правда, удовольствие это случалось нечасто — служба, семья и прочая, прочая. Зато сегодня удовольствие получилось двойным — они с незнакомым партнером переиграли пару, игроки в которой выглядели и помоложе и явно поспортивнее.

Правда, вначале Олимпиев и его партнер проиграли два гейма, но потом, что называется, поймали игру, взяли сет, а второй сет выиграли вообще с разгромным счетом 6:2.

Надо сказать, что партнер Олимпиева двигался заметно поживее да и энергии за игру он отдал раза в два больше, чем Олимпиев. Но все равно у полковника осталось глубокое и приятное чувство удовлетворения,

— А ведь мы так и не познакомились, — Олимпиев оглянулся на голос Партнер. Высокий, широкоплечий, но поджарый с длинными, "теннисными” ногами, догонял его.

Николай Евгеньевич. — Олимпиев первым подал руку.

Станислав Николаевич, — ладонь у недавнего партнера была жесткой, сухой — Очень приятно было познакомиться. Давно играете в теннис?

Ох играю-то давно, лет уже двадцать, наверное. Только вот в последнее время все как-то недосуг спортом заниматься.

Про вас этого не скажешь. Тренаж все-таки чувствуется.

Какой там тренаж… Остатки былого могущества.

Вот это уже не годится, Николай Евгеньевич, — энергично покачал головой новый знакомый. Остатки… Вам ведь едва ли не сорок лет, так?'

— Сорок один.

— Вот а мне сорок четыре.

— Не может быть!

— Может еще и как может. Я вам как-нибудь покажу документы. Должен вам признаться, года два назад я был в гораздо более плохой форме, чем сейчас. А болячки. — Станислав Николаевич страдальчески скривился. — И во т— чудесное исцеление, возрождение, можно сказать.

— Слушайте, вы меня просто интригуете…

— Ничего я не интригую, а агитирую за здоровый образ жизни. Но, как ни парадоксально, здоровье физическое может быть только при здоровом образе мыслей. При здоровом духе возможно здоровое тело, если угодно. Я вам сейчас дам один телефончик, а вы, если захотите последовать моему примеру и возродиться, позвоните, справитесь о месте и времени встречи…

Олимпиев прошел вслед за ним в то отделение раздевалки, где висела одежда Станислава Николаевича. Тот уверенно подошел к кителю, на котором красовались погоны с тремя звездами на двух просветах и петлицы с общевойсковыми эмблемами, вынул из внутреннего кармана записную книжку, листанул ее, нашел нужную страницу и спросил:

— У вас есть, на чем записать? Ах, да…

Словно только что вспомнив о том, что у неодетого человека не может быть с собой листка бумаги и ручки, он быстро вырвал чистый листок из записной книжки, принялся энергично черкать на нем. Потом протянул листок Олимпиеву.

— Имя и отчество у него несколько экзотическое — Цырен Бадмаевич. Неизвестно, сколько старичку лет. Говорят, он наставлял, будучи монахом в тибетском монастыре, Шодзо Сасахару, когда тот совершенствовался там. Вы не знаете Сасахару? То есть, не слышали даже о нем? Но про “Шим аум” вы слышали? Так вот, этот Цырен Дамшаев, получается, по табелю о рангах стоит еще повыше, чем Сасахара. Впрочем, кто их там разберет, с их степенями… Так вот, о Дамшаеве — выглядит он вообще человеком без возраста, существует как бы вне времени. Но манеры у него достаточно светские, хотя и со странностями. Скажите ему, что рекомендовал вас Пучков, — я, то есть. Обязательно обратитесь к старику.

И Олимпиев позвонил Дамшаеву, тому самому буддисту, который среди остальных верующих считался вроде бы архатом — святым. Но это опять же по словам Станислава Николаевича, полковника Пучкова.

В общем, Пучков охарактеризовал его правильно — Дамшаев оказался человеком светским, или, как принято выражаться, контактным. Олимпиев же рассчитывал встретить иссохшего старца в тоге шафранового цвета, произносящего слова, смысл которых вряд ли можно будет понять до конца. На вид Дамшаеву можно было дать и шестьдесят и семьдесят. Аскетической внешности, он тем не менее производил впечатление крепкого, даже, наверное, сильного человека…

А одет Дамшаев был по-европейски, но строго и немного старомодно: черные полуботинки фасона двадцатилетней давности, черный узкий костюм, черный свитер-"водолазка”. Свое скромное одеяние Дамшаев носил так, как короли носят горностаевую мантию: величественно, но не надменно, не чопорно.

В общении Дамшаев был вежлив, тактичен, хотя не очень многословен, да и суховат.